Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

4. ЗАВОД-САРС

Дай-ка, пороюсь в памяти. лет так 70 назад. В 1942 очутились мы в поселке по имени Завод. Завод-Сарс. (70 лет? Неужели? ...Да, никуда не денешься.)
Сарс - Это около Красноуфимска. Щучье-озерский район. Google знает этот поселок.
Вот фотография Сарса, которую сделал инженер Николай Яковлевич Сулима, бывший наш сосед в Изюме.



Google дает подробную спутниковую карту, но, естественно, через 70 лет. Вижу на ней место, где был шамотный цех, где делали горшки. Вот здание первого цеха, стекловаренного, в нем была и комнатка нашей лаборатории. виден кружок - это труба? или след от несуществующей уже трубы? нельзя понять: тени нет. Google снимал в пасмурную погоду...Вот мостик через речку - тот самый мост. С решеткой, чтоб вода проходила, а дрова оставались. Мы эти дрова из воды доставали. Завод на дровах работал. А вот другой мостик. Все коровы покорно переходили речку вброд, а вредная наша коза не любила ноги мочить и убегала на мост. Вот на этот самый, что у Google на карте. (У-у, интилигенчия! - ругала козу баба Дуня, няня младшенького братика Володеньки). Приходилось за ней, за козой, бежать, а то ведь она с моста - и в чужой огород, на капусту... Но это не я, это сестренка Алена козу в стадо выгоняла. Она (не коза, а Алена) еще на заводе не работала тогда.

Завод Сарс - это название поселка, а не завода. А сам завод назывался №542 НКВ. НКВ - это Наркомат Вооружения. Тогда этих буржуйских министерств еще не было, а были революционные Народные Комиссариаты.
Жили мы в Сарсу в двух-этажном деревянном доме. Квартирка наша была на втором этаже. Комната и кухня с русской печкой и полатями.

Рабочий день тогда был 11 часов плюс час на обед. Это для рабочих простых. А "итееры", то есть инж-техн.работники - вообще были ненормированные. Из Москвы могли позвонить в четыре часа ночи на завод.
- Где начальник цеха? позовите!
Где он может быть в это время? Нет, подайте его сюда немедленно.

"Cоль-мыло-спички":
Во время войны это был главный "промтовар", который сами сделать не можем. Если в магазинах нет - то и взять негде. Но народная мудрость умела и тут выкрутиться. Носителем этой мудрости была деревенская старуха, баба Дуня, няня нашего маленького Володеньки. Он в 1940 родился. Мама - главный технолог, она 16 часов на работе, старшие дети тоже работали. Разрешалось работать с 12 лет. Так что баба Дуня была и няня и повариха и вообще домоправительница.

Мыло
Вместо мыла - щелок. Берется из печки зола, вынимаются уголечки-сучочки, чистая зола завязывается в тряпочку и - всё. Опускается в горячую воду и вода становится мыльная. Можно стирать. И сами такой водой мылись.

Спички
Как первобытные люди, стараемся спичек, если они есть, не тратить. Когда печку истопят - угольки в уголок подгребаем кучкой, золой присыпем, они до утра горячие. Утром достаем пару угольков, к ним - нет, не бумажку, бумажек тогда мало было - а сена-соломы, и раздуваем, раздуваем. Соломка вспыхивает, тут тоненьких щепочек, ну и так далее.

Соль
А вот с солью плохо. Оказывается, что соль - это полезное ископаемое. Ископать его в Сибири негде было. На Украине ее раньше добывали - а там немцы. Завод получал соль из каких-то запасов. Потому что соль входит в состав стекла. Ну и дирекция выдавала своим сотрудникам сколько то соли. Ее ведь немного надо. А в магазинах не было и население без соли очень страдало.

Работа
Помню, как пришла я с мамой в отдел кадров, оформляться на работу. Лаборантом. Забоялась ужасно. Лаборантом? Это же надо много чего уметь. Мне скажут - делай, ты же лаборант. А я не умею, стыдно.
- Нет, я не могу лаборантом, а можно - учеником лаборанта? Уперлась - ни за что лаборантом. Ну, ладно. Оформили учеником на месяц. И я весь этот месяц училась. Училась считать на логарифмической линейке. На арифмометре "Феликс". Измерять поглощение в стекле на приборе Демкиной. Прибор Демкиной? Мамы! Ничего себе! Я и не знала. Ну и, конечно, ходила по всему заводу, смотрела что и как, и увидела весь технологический процесс с начала и до конца.

Немного технологии
Ну, кому про технологию не интересно - пропустите, не обижусь.
А мне было жутко интересно. Во первых, оказывается, стекло варят в глиняных горшках, метр высотой и метр в диаметре. Сначала у печки разбирают заднюю стенку, потом закатывают пустой горшок. Для горшка была такая каталка, как у нынешних хозяйственных сумок. Только размер побольше и вместо сумки ставился горшок. Потом снова стенку строят, а в горшок насыпают шихту. Это смесь разных веществ, например кварцевого песка, соды, соли, сурика и много всякого другого, смотря какой сорт стекла нужно сварить.
Дрова - в другой печке. Там они разогреваются, но не совсем горят, потому что им не дают воздуха, а превращаются в генераторный газ. Этот горячий газ по трубам идёт к горшку. Тут ему поддают кислорода или даже просто свежего воздуха и газ этот горит жарко прямо под горшком. И песок и все эти порошки в горшке тают как сало на сковородке и прямо светятся от жара. Когда стекло уже расплавилось, но еще густое как мед - это примерно 500 градусов. или 600, я не помню. Брат мой Юра работал пирометристом. Он смотрел на стекло через прибор пирометр и по цвету свечения определял - сколько градусов. Когда было 1200 -то стекло было уже совсем жидкое и светилось как огонь. Его уже можно было легко перемешивать. И вот тогда мастер совал в горшок палец... не бойтесь, не свой. Это была такая длинная железная кочерга. Она внизу загибалась. Сначала как кочерга, а потом опять вниз. Впрочем, вы и не видали, наверно обыкновенную кочергу. Ну одним словам мастер совал в горшок свой железный палец, вынимал его и на пальце оставалось немного стекла. Оно быстро остывало и его несли к нам в лабораторию. Это уже была наша работа - измерить свойства стекла - такие ли они, какие должны быть у этого сорта. Технологи смотрят на наши рузультаты и решают - надо ли чего-нибудь досыпать, чтоб подправить свойства. Досыпают, размешивают, мы снова проверяем.
Это еще не вся технология, но для первого раза хватит.

Между прочим, когда под полом цеха проходит горячий газ, еще не очень горячий - но все-таки, то пол тоже становится горячим. Поэтому никакая обувь не выдерживает. И поэтому на заводе была мастерская по плетению лаптей и всем работникам горячего цеха выдавали казенные лапти. Пару лаптей на три дня. Иначе пришлось бы выдававать пару ботинок. А где их взять?

Ну и еще по горячий пол. Мы брали из дому пару-тройку картошек и когда захочется поесть (а есть хочется всегда) кладем картошку на пол у самой печи и присыпаем песочком. И песок начинает "кипеть", в точности как вода кипит, пар из него валит. Минут там через сколько-то, не помню, 15 наверно, палочкой выкатывем картошки из песка. Готовы!

Дети на заводе
На заводе работало человек 50-60 детей. от 12 лет и старше. Про нас с Юрой уже знаете. Сергей работал в столярной мастерской. Там делали ящики для готовой продукции. А готовая продукция - это результат работы всего завода. Если в дороге ящик сломается, то всё насмарку. И потом, ведь это стекло уже известно было куда пойдет. Например на бинокли, которые делает оптико-механический завод. И представьте, что сам бинокль изготовили - а стекло не доехало. Потому что разбилось в дороге. Потому что ящик оказался непрочным. Правильный ящик для такого тяжелого и дорогого продукта, как оптическое стекло сделать не просто. Сергей очень любил что-нибудь делать и делать хорошо. Очень гордился этим. И учитель его - хороший столяр - научил его и мебельному делу, так что в результате появился у нас дома настенный шкафчик Сережиной работы - под орех, с филенкой, лакированный, все как надо. Один раз Сергей, уже не просто взрослый - а профессор и член-корр - не на шутку обиделся на меня, когда я написала про ящики, а не написала про его столярное мастерство.
Была на заводе и другая детская работа. Потом расскажу.

Великий Стеклодув
Однажды на заводе какая-то возникла суета. что-то расчищают, что-то переставляют. Спрашиваю. Говорят
- Как же! - не знаешь? - ведь приезжает Великий Стеклодув!
- ?
- Завод получил заказ на трубки для уровней. А их может делать только он, он один, на всем белом свете.
И вот появился Великий. Он был молчалив, полн достоинства и элегантен как будто пришел не только из другого города - но из другого времени и другого мира. Он только поведет бровью - и все начинают бегать, суетиться и что-то выполнять. Вот это да! Куда там разным начальникам, каких показывают в кино. Те чуть что - начинают кричать и ругаться....
Но посмотрим завтра, что же это такое - изготовление трубок.
Наступило завтра. Великий стеклодув работает не один, а вдвоем с рабочим. Стекло немного остудили до густоты меда. Рабочий сует в горшок свою палку и наматывает на нее стекло, как мед на ложку. А Великий с другой стороны втыкает в это стекло такую же железную палку... нет, не палку - а трубку, и дует в нее. В стекле появляется пузырь. Рабочий стоит и изо всех сил старается не сдвинуться с места. Стеклодув отступает и дует, дует и отступает, пузырь вытягивается и превращается в трубку. Только то и всего? Да. Но стеклянный пузырь - это не мыльный пузырь. Тут сила легких должна быть! А главное, нужно, чтобы трубка эта была длинной, была по всей длине совершенно одинакового диаметра, а ее стеклянные стенки - совершенно точно одинаковой толщины. Не примерно одинаковой - а точно одинаковой. Он дует - и отступает, отступает и дует. Трубка все длиннее.
Я смотрю на это чудо, ставлю себя на его место и понимаю, что это сделать невозможно. Но у него - получается!

Монгольские кони
Как вы понимаете, была война. Поэтому все грузовики были взяты в армию. А возить-то надо. Дрова к печам, сырьё с железной дороги, готовую продукцию - на железную дорогу, да мало ли что еще. Взамен грузовиков дали заводу табун монгольских лошадей. Пригнали своим ходом. Маленькие, злые, совершено дикие лошадки. Паслись на воле в табунах, под водительством главного жеребца. Чуть что не по ним - визжат и кусаются. Они не то что телеги не возили - а и уздечки не знали. Впрочем, знаете ли вы, что такое уздечка?
Нашлись на заводе умельцы, которые объяснили коням, что работать надо, иначе никак. Кони смирились, но точно знали свой рабочий день, ни минутой дольше работать не хотели.
А тут надо сказать, что приехало наше семейство в Сарс осенью. У всех кто был тут и летом - была картошка, а у нас - ничего. Поэтому заводское начальство разрешало нам брать лошадь, чтобы ехать в деревню и там менять что-нибудь на еду. Что? Сначала мы меняли "лишнюю одежду". Например, если у тебя три рубашки - то можно одну и сменять. Если только две - отдать одну из них труднее, потому что пока одну стираешь и она долго сохнет - в чем-то надо ходить. Потом лишние одежки кончились. И тогда завод дал нам товар для обмена: спирт и соль. Со спиртом все ясно, это просто обычная валюта. А соль? На заводе соль была сырьем для варки стекла, лежала в мешках и измерялась десятками и сотнями килограмм. А в деревнях и деревенских магазинах соли не было совсем. Ну, один раз можно не посолить, второй. А когда соли нет совсем - это очень плохо. Местные колхозники меняли соль на масло, баш на баш. Очень было стыдно так менять - а что делать?
Спирт мы разводили водой чтоб получилось 40 градусов. Это было целое дело. Оказалось, что если смешать 500 кубиков воды и 500 кубиков спирта - то смеси получается вовсе не 1000! А всего, не помню, 950. Вот еще новости! Как это может быть? А очень просто. Папа объяснил. Все на свете состоит из молекул. А молекулы воды и молекулы спирта - разные по размеру. Поэтому маленькие молекулы просовываются в свободное пространство между большими.
Потом надо было сделать так, чтоб наша самодельная водка выглядела как настоящая, магазинная. Ну, этикеток взять было негде - а горлышко мы заливали сургучом и прижимали пятачком - той стороной, где герб.
Как-то все это нехорошо, объяснить трудно, почему нехорошо. И приходится так делать, хоть и чувствуешь, что нехорошо. А что делать? Дважды нехорошо. Второй раз потому, что понимаешь, а все равно делаешь.
А теперь - про коней. С ними тоже не просто. Вот помню, дали нам с Сережей лошадь, запряженную в сани. Зима, мороз, ночь, тьма. Нагрузили товар ("лишние одёжки"), покидали мешки для картошки. Поехали. Выезжаем на дорогу. В деревню ехать - надо свернуть налево, а на конюшню - направо. И вот коняга наша в своем праведном гневе за неурочную работу закусила удила и - напраево, на конюшню, вскачь. Санки на повороте отцепились, мы вылетели вместе с ними сугроб, а лошадка с передком - что есть силы, галопом, домой.
Другие были приключения. Как-то раз мы с Сережей благополучно доехали до деревни, наменяли картошки несколько мешков, возвращаемся. А ночь, а метель! Всё замело, заровняло. Дороги не видно. Мы понадеялись, что лошадь дорогу знает - а она тоже сбилась с пути. Едем по каким-то неровностями, явно не по дороге. В конце концов сани наклонились и мешки наши вывалились. Пришлось перепрягать, снова мешки на сани взваливать - а они не легонькие, надо сказать. Прознали бы про нас волки - нам бы не убежать. Но обошлось.

К папе в Свердловск
Случилась как-то надобность папе поехать в Свердловск, отвезти какие-то документы. Собрался, уехал. Приходит мама с работы - а на столе лежат те самые документы, которые папа должен был взять с собой.
Забыл.
Мама - человек решительный.
- Таня - поедешь в Свердловск. Быстренько одевайся.
Едем на станцию, мама - в кассу. Билетов нет. Мама достает из портфеля бутылку водки (я поразилась - это так на нее не похоже...). Билет есть. Идем на платформу. Подъезжает поезд. Идем в наш вагон. Не пускают.
- У меня билет!
- Не знаю, кто вам дал билет. Мест у меня нет.
Попробовать бы толкнуться в другие вагоны - но поезд уже трогается. Я остаюсь на подножке. Тогда не было таких глухих дверей, как нынче. Еду. Вообще-то холодновато. Октябрь, снежок мелкий летит. Мороз не сильный - но ветер, и держаться за металлические поручни чувствительно. Еду. Потом перебираюсь: между вагонами, на железные листы, по которым из вагона в вагон переходят. Тогда еще с боков защитной стенки-гармошки не было. Удобно перебираться. А там уже есть один безбилетник. Поляк. Я не знала тогда, что поляков из освобожденной Западной Украины отправили в Сибирь. Едем вдвоем. Там не так дует. Парень молодой, поет мне нежные романсы. "Ваши пальчики пахнут ладаном...". Появляется третий пассажир - баба с ребенком и с огромным мешком. Стало тесно. Залез еще один, инвалид. Невозможно, как тесно. Я самая молодая и сильная. Вижу, уходить надо мне. Поезд идет, постукивает. На ходу перебираюсь опять на подножку. Холодно, ветрено. Ищу себе другое место. Становлюсь на круглую железную штангу, которая заканчивается буфером. Да, вы же не знаете, что такое буфера. Ну, узнайте у Google. Стою на этой буферной штанге - а она круглая и тарелкой своей стучит все время по тарелке-буферу впереди идущего вагона. Держаться особо не за что. Упираюсь спиной. Это надо иметь 16 лет и никакого понятия, чтоб так ехать. Если б кто заставлял - так может и не согласилась бы. А когда сама... Задремать и ухнуть между вагонами - нет ничего проще. Это всё на ходу - остановок не было.
Но вот наконец, остановка. Большая. слезаю и бегу искать другое место. Нахожу. Теплушка. Пускают.
Осматриваюсь На одних нарах в жуткой теснотище бабы с малыми детьми. Не теснить же их. На нарах с другой стороны - несколько мужиков. Молодых. Подумала - и решилась. Забралась к ним. Сидеть неудобно. Ложусь. Едем. Молоденький сосед подкатывает ко мне. Я ему тихонько так, по дружески говорю:
- У тебя сестренка есть?
- Есть.
- а где она?
Рассказывает.
Я говорю:
- Знаешь, вот ведь не хотел бы ты, чтоб к твоей сестренке приставали. Спи давай спокойно. Устала я между вагонами ехать, а у баб на нарах совсем места нет.

Доехала до Свердловска.
На вокзале вижу - сидят на холодном каменном полу люди. На мой 16-летний взгляд - старики, с бородами. Узбеки. У них рубашки с голой грудью и халаты узбекские, которые запахиваются, и тоже грудь голая. По русски не понимают. Пригнали их. Зачем? Куда они - в тюбетейках и с голой грудью - на мороз? Октябрь еще - а уже снег А что потом будет?

Нашла папу, передала документы. обратно уже без приключений.

Новый год
Случилось так, что в одной варке стекло замутнело . Кристаллики в нем образовались, что ли? Стало оно непрозрачное. Но очень красивое: на просвет - желтое, в отражении - голубое. Эту варку - на выброс.
Под новый год дело было. И вот рабочие наши, которые местные, настоящие стекольщики, старики, - попросили начальство дать им из этого стекла новогодних игрушек понаделать. Позволили. Все равно выбрасывать. Эти мужики - оказались все стеклодувы. Ну, не Великие, но - мастера. Такие игрушечки, прелесть! Один даже сделал классического стеклянного петушка внутри графинчика с узким горлышком. Повезло на такое удивительное стекло, какого и нарочно не сделаешь. Все война, война - и вдруг судьба подбросила теплую радость, подарок новогодний.

Пожар
Стекло варят в горшках. А горшки эти тут же на заводе и делают. Оказывается, когда стекло разогреется до жидкого состояния, то начинает оно растворять горшок. Это очень сложно сделать горшки такими, чтоб не растворились совсем и не слишком испортили стекло.
Фарфор лучше фаянса, потому что запекают его при более высокой температуре. То же и с горшками. Чем горячее печь, тем лучше горшки, но тем ближе до пожара. Он и произошел. Почему-то это случается ночью. Ясно, что никаких пожарных машин и водометных устройств не было. Помню длинную очередь от реки до пожара, метров 100, не меньше. Черпаем воду из речки, передаем друг другу ведра, а там кто-то заливает огонь. Удивительно, но пожар погасили. Только часть цеха горшкового сгорела. Завод не остановился...

В ночную смену
Завод, понятно, работает круглые сутки. И мне приходилось. Все-таки ночью меньше народа, тише, общего шума мало - слышнее отдельные голоса. Вот в прессовом цехе девушка поет. Татарочка, песни ее татарские, необычные, красивые. В цеху потолки высокие, акустика прекрасная, она поет тихо, задушевно. В горячем цеху идет "выработка". Это технология такая. Рабочий своим пальцев как ложкой подцепляет стекло и насет его к форме. Форма похожа на блюдце из которого во все стороны торчат отростки, у одних - в форме линзочек, у других - в форме призмочек. Он несет на пальце стекло и держит над формой. Стекло медленно превращается в вытянутую капли. Тут женщина ножницами! отрезает нижнюю часть стекла. Оно капает в форму. тут срабатывает пресс и вдавливает стекло в форму. Вынимают - получилась заготовка, стеклянная тарелка с "рожками". каждый рожок по форме линзочка или призмочка. Заготовка. Теперь ее надо отнести в "тягун", в длиную печку, гле стекло будет медленно - 24 часа! остывать. Внутри этого тягуна оно очень медленно ползет и доползает к выходу как раз через 24 часа.
Вот тут была детская работа: дают тебе лопаточку, на нее кладут раскаленную "заготовку" и ее надо отнести в тягун. Вот представьте рабочего лет 12 в ночную смену с этой лопаточкой, с этим раскаленным грузом. А он просто засыпает на ходу. Женщины жалеют, отведут куда-нибудь в уголок, положат на какие-нибудь тряпки. Сама за него носит, бегать приходится.

Фонд Обороны
тогда был такой фонд, в который можно было посылать деньги кто сколько может. И вот мы в в школе решили поехать в Чад, это тоже поселок, километров так 25, не помню точно. Поехать и устроить концерт в Фонд Обороны. 5 рублей билет. (У меня зарплата была 600 рублей в месяц. На базаре столько стоил мешок картошки.) Выучили стихи, поставили сценку из спектакля. А я - спела арию князя Игоря из оперы. Это, конечно, мужская партия. Но у меня голос был довольно низкий. А главное - моя мама раньше часто ее пела и я ее хорошо запомнила, хотя никогда сама не пела. А мама ее пела, потому что ее отец, а мой дедушка, участвовал в самодеятельных спектаклях и пел там много разных партий и просто разных романсов и песен. У него был красивый баритон. И вот моя мама дома, когда писала какие-нибудь статьи, пела дедушкины песни и арии. Из Ивана Сусанина, из Евгения Онегина, все такой шаляпинский репертуар. И еще "Князь Курбкий от царского гнева бежал, с ним Васька Шибанов, стремянный". Нет, от царского гнева - это для концерта не годилось. было не кстати, а вот князь Игорь очень было хорошо, особенно конец, когда Игорь, в плену, винит себя за гибель полков, обращается к жене, которое ждет его не дождется где-то там: "В терему своем высоком вдаль глаза все проглядела, друга ждешь ты дни и ночи" и "Ты одна, голубка, Лада, ты одна винить не станешь, сердцем чутким все поймешь ты..." А в зале сидят женщины и думают про своих мужьев - где они? живы ли? не попали ли в плен? Не часто и не всем письма приходили.

Лесозаготовки
Случилось как-то раз, что дрова кончились. Завод останавливается и все до единого - в лес. На лесоповал. Там были бригады профессионалов, они очень эффективно работали, но не успевали все равно. И вот мобилизовали всех. Разбили на пары. Потому что работали ручной пилой, тут нужны двое. Каждая пара должна за день свалить сколько надо деревьев, обрубить сучки, распилить на поленья 75 см и сложить аккуратно, чтоб можно было померить. Норма - четыре кубометра на двоих.
Девочка я была городская, но пилить приходилось: ведь большие поленья не помещались в нашей ленинградской печке. Рубить не приходилось - это братья делали. Но, ладно, сделаем. А вот как валить дерево? Дали мне в пару местную девочку, она уже знала, как. Ростом она была меньше меня чуть не вдвое.
Идти в лес надо было своими ногами, километров 5-6. Морозы стояли трескучие, градусов 30. Правило такое было: если мороз 40, то в лес идут только профессиональные бригады. А если 50, то и они не идут.
В те дни морозы были примерно 30. Как узнать? Очень просто. Если ноздри смерзаются, значит больше 25. Но надо сказать, хоть было 30, ветра не было совсем, и - солнце. Так что вполне можно было работать. Тогда женских брюк не было. Пришлось мне одеть папины. Оказалось, что наверху они мне как раз, но безнадежно коротки, не намного ниже колен. Зато ноги были обуты по всем правилам. Носки, потом портянки, потом шубенки, а шубенки - в лапти, проложенные сеном-соломой. Шубенки - из тонкой кожи, с шерстью и внутри и снаружи, но без твердой подошвы. это не сапоги, а носки такие. Поэтому нужны были лапти.
Ну вот, поработали мы пару дней с моей напарницей, норму выполняем очень собой довольны. И в один день решили - что это мы все маленькие деревья валим - вон на них сколько сучков, а дров мало. Давай найдем большое дерево, чтоб сразу получилось 4 кубометра. Нашли. Береза толстая, красивая. У меня же по геометрии пятерка - прикинула размеры, сосчитала, сколько кубометров. Хватит.
- Давай?
- Ладно.
Пилим. Пилим. И вдруг... Вдруг! Оказалось, что пиле ходу нет. То есть диаметр нашей березы больше, чем длина нашей пилы.
- Всё. Ничего не выйдет.
- А как же норма?
Тут для полноты картины надо бы сказать так примерно: "Заревели мы с напарницей и пошли к бригадиру". Не думаю, что и правда заревели - но к бригадиру пошли в близком к тому настроении. Бригадир был одноногий инвалид еще с германской войны. Сидит на пеньке.
- Дуры вы дуры, девки.
- Что же делать-то?.
- Счас вам другую пилу дам.
Побрели мы с длинной пилой, выше меня ростом, и снова взялись пилить. Недопилили, конечно.
Дело к вечеру, зима, день короткий, до дому еще идти и идти. Посмотрел бригадир на нашу работу. Подумал.
- Ладно. Зачту вам за норму. Там мало осталось. Завтра бригада допилит, столкнет. Идите домой, умницы образованные. Другой раз считайте получше.

Лесопилка
Кто печку дома топил, знает, что чем толще полено. тем труднее его разжечь. Поэтому на заводе была машина для колки дров. На длинном столе с одной стороны - какой-то мощный упор. Полено надо около упора этого положить. Топор механический, тяжеленный, бьёт горизонтально, не обращает внимания, лежит там уже полено или нет. Бьёт через определенные секунды и все. Надо примениться к его ритму и подставлять поленья. Но не руки. Вот такая работа случилась, да еще в ночную смену. Ну, всё хорошо, работаем, подбрасываем, руки убирать успеваем. Час, другой. Потом какое-то подвернулось полено нехорошее. Кривое, что ли. Раскололось и упало не туда, куда надо, а на ногу. Больно. Ну ладно. Поболит и перестанет.
Перестало месяца через два. Стало быть переломчик там был. Сейчас бы к доктору побежали - а тогда это никому и в голову не пришло. Подумаешь - "больно". Вот неженка. Терпимо ведь.

Дорога на станцию
Снега много выпадало. Мороз, и снег не рыхлый, смерзается, хоть ножом его режь.
Конец месяца, готовую продукцию надо на станцию везти, а снегу чуть не метр. Собрали нас, молодых, школьников, кто повзрослее.
- Ребята, вот вам лопаты. Надо сегодня дорогу до станции расчистить. Завтра с утра грузы отправят. На поезд нельзя опоздать.
Пошли мы. Сценарий разработали. станем рядом. Кто в середине - тот снег рубит лопатами на кубы и вбок кидает. Но совсем с дороги не докинешь. Те, кто с краю - дальше кидают. Сначала не получалось, а потом приспособилась и пошло. Весело так. Расчистили! А ведь это шесть километров дороги!

Школа
Если не учиться, а только работать на заводе - это значит, что так и останешься с образованием в пять-шесть классов. Мама решила - этого нельзя допустить. И добилась, чтобы дети работали не 11 часов, как все - а шесть. Чтобы после обеда ходить в школу.

Надо сказать, что в это время вышло неожиданное решение о разделении школы на мужские и женские. Конечно, это касалось только больших городов, где школ было много. А в нашем Завод Сарсе едва набирался один класс. И мы резвились по этому поводу. Вроде "Ах, я не могу сидеть на одной марте с мужчиной! Я так стесняюсь!"

Я училась в Сарсу в 9 и 10 классах. Помню некоторых учителей.
В 9 классе у нас была математичка. Пожилая глубоко несчастная женщина. Она объясняла материал, спрашивала, ставила отметки, но как будто отсутствовала, как будто все это делала автоматически, не видя учеников. Сейчас я понимаю, что она, вероятно потеряла свою семью и не могла от этого оправиться. А мне тогда просто хотелось держаться от нее подальше, отгородиться от этого темного ее состояния, эгоистично сберегая свой молодой оптимизм.

Необычная была учительница немецкого/ Муж ее воевал еще в германскую, попал в плен. Женился там на на немецкой девушке, простой, не очень грамотной крестьянке. Он привез ее в Россию. Перед второй войной он был сторожем в школе, а она - уборщица. Не думаю, что она забыла свой немецкий - но грамматику его она вряд ли хорошо знала в своей немецкой школе, в Германии. И когда в армию ушел учитель немецкого - кто-то вспомнил про неё.
- Природная немка? вот и будешь немецкий преподавать.
По детской жестокости, уже непростительной, казалось бы в 17 лет - я уличила её вслух в ошибках написания готических букв. И она никогда меня больше не вызывала, не спрашивала, но ставила в журнал пятерки. Боялась. Каюсь, каюсь. Поздно.
В пятом классе, еще в Изюме, ребята так буйствовали на уроках немецкого, что ничего не слышно было. В шестом и седьмом в Ленинграде, учительница хорошая, строгая была, но я уже отстала. В Вятке, в восьмом, мы не учили вражеский язык "принципиально". В Сарсу было безобразное продолжение. Вот так немецкий у меня не пошел совсем.

16 кубометров
9-й класс. Уже май месяц, экзамены на носу. А мы работаем. Отправились к директору завода, просить, чтоб отпустил нас в отпуск для подготовки к экзаменам.
- Отпустить не могу. Сейчас идет сплав дров по реке и вы должны выбирать дрова на берег.
- Ой, а как же экзамены?
- Ну, хорошо. Соберете и сложите в поленницы по 16 кубометров на брата - тогда отпущу.
Пришли домой грустные.
- Мама, как же, 16 кубометров! это просто невозможно!
- Невозможного ничего не бывает. Нужно правильно организовать работу. Большие сильные мальчики будут баграми выбрасывать поленья на берег. Остальные подбирают их и передают по цепочке. Последние, самые маленькие укладывают в поленницу. Потом, когда поленница вырастет - в конец поставите самых высоких. Поняли? Действуйте!
И правда. Начали мы так работать - и дело пошло! Часам к трем все поленья из реки достали, все уложили. Подсчитали - по 16 кубометров не получается. Нужно еще. А дров больше нет. И вот мы разгоряченные, рабочий класс, с лаптей вода течет на директорский ковер.
- Мы все собрали. Пишите приказ об отпуске.
- Сколько вы собрали?
- по 14 с половиной, но больше и нет.
- Я сказал - 16, значит должно быть 16. Придете завтра. За ночь дрова приплывут.
Ничего не поделаешь, придется завтра придти. Успеть бы портянки высушить.

Конец школы
В 10 классе с нами обращались как с взрослыми людьми, совсем не было этого классового противостояния "учитель - ученик".
Историчка наша была совсем молоденькая. До войны она успела окончить один курс. К сожалению, не помню как ее звали.
Как-то пришла она к нам в класс, села, просто шлепнулась на стул, и говорит.
- Ребята, давайте помолчим минут пять-десять. Можно? Я только что из 6 класса. Это просто разбойники, столько шума, крика, прыгают, бегают... Только у вас я и отдыхаю от них.

В конце года у нас осталось только два мальчика, Володя Иванов из Спирова, и Шайдулин, местный. Остальных взяли в армию еще осенью, в начале десятого класса. И вот в весенний призыв, в апреле должны взять и Шайдулина. А у него была любовь с нашей историчкой. Эти последние дни они ходили, не видя ничего кроме друг друга.

У нас было безвыходное положение. Десятый класс - а нет ни физики ни математики. Учителей нет. Директриса наша говорит:
- Ребята, ну сделайте же что нибудь. Я не могу вас выпустить без физики и математики. Попросите ваших знакомых на заводе, вы же там работаете, знаете всех - пусть они ведут у вас физику и математику.

И вот к новому году мы уговорили математика - сестру Жени Соломеиной, из нашего класса. Эта сестра, Валентина, была на заводе мастером. До войны она окончила один курс политехнического. С нового года начала вести математику. Уже хорошо. Осталась физика.
Январь, февраль. Март. Никто не соглашается. Все перегружены. Наконец согласился инженер Павелл. Это фамилия у него такая, два "Л". Имени не помню.
- Я буду приходить к вам один раз в неделю. Ничего рассказывать и объяснять не буду. Есть учебник. Сами прочитаете, не маленькие. Шесть недель осталось до экзамена. Мы разделим учебник на шесть частей. Читайте тему, разбирайтесь. А в день, когда я приду - будем обсуждать что оказалось непонятным.
Так мы одолели математику и физику. Экзамен сдали.
Вот только одна была трудность - логарифмические уравнения. Это осталось чем-то туманным. В математике всегда были какие-то правила, пути, как нужно искать решение. А тут - никаких правил. Надо "догадаться". Вот новости! Что значит догадаться? Это экзамен, мы должны показать, что мы знаем. Причем тут догадки не догадки? Но наши чувства сами по себе а экзамен сам по себе.
Билеты по математике пришли в школу накануне. Заклееные. Открывать надо прямо в классе, когда начинается экзамен. Ну, конечно, Женя утащила у своей сестры, нашей учительницы, эти конверты, списала самые трудные билеты и задачи, и снова заклеила конверты. А мы засели за решение логарифмических уравнений. Сидели чуть не всю ночь. Какие-то решения нашли в учебнике, какие-то догадались. Но, конечно, если б прямо на экзамене открыть билет - мы бы наших пятерок не получили. Я и до сих пор подозреваю, что какие-то правила, как решать логарифмические уравнения - существуют. Не может быть, чтоб их не было, этих правил.

Химик в 10 классе был мужчина по фамилии Жихарев. Высокий, сухой, прямой как палка. "Старый" конечно - лет 40 уже. И он и сын его, взрослый уже - около 20, оба на заводе работали. Сын такой же высокий, прямой.
Жихарев очень интересно рассказывал нам органическую химию. Я обычно перед началом учебного года прочитывала все учебники, кроме математики. Органическую химию не смогла читать. Совершенно все непонятно, все надо выучивать - а я это ненавижу. Но он начал свои уроки с того, что в органической химии есть несколько очень простых и очень важных правил, вот только их и надо твердо знать. Не только для экзамена, но для жизни. Он сделал для нас органическую химию такой же понятной как таблица Менделеева.
Он был человек доброжелательный но очень неразговорчивый и лаконичный.
Когда мы кончили школу, был выпускной вечер. И то ли он выпил рюмочку-другую, то ли просто выпускной вечер его растрогал, но он, помню, сказал нам:

- Вот вы молодые, вчерашние дети. А мне уже за сорок и вам кажется, что я старик. А я ведь такой же как и вы.
Я не поверила, конечно, что сорок лет - это молодость. Но этими словами он стал не просто хорошим учителем, а неожиданно приблизился к нам, хоть и остался все еще немного загадочным.

Наша директриса, Круковская, тоже была с нами в каких-то добрых неформальных отношениях. И мы это ценили. Её дочь окончила школу на год раньше нас и уехала, не помню куда, учиться в Университете. Мама очень о ней беспокоилась. А мы все-таки вредные были и немножко спекулировали на этом. Если плохо подготовились к уроку - начинали спрашивать про Люсю, как она там и что. Вот пол-урока и пройдет, и спрашивать уже некогда. Но она не догадывалась про эти хитрости. И нам очень доверяла. Например, поручила нам самим писать себе справки об окончании школы, со всеми отметками. Аттестаты ввели на следующий год, а у нас еще были бумажки в клеточку. Но тут мы ее не могли подвести и честно написали все отметки, как написано в журнале и как получили на экзамене.
Тогда круглые отличники поступали без экзаменов. Год 1944, еще война не кончилась.
Нас было двое отличников - Володя Иванов и я. Вообще то я никогда не была круглой отличницей и не старалась. Двойки бывали, а троек - никогда. Но как-то так получилось, что в десятом классе в четвертях пятерок оказалось больше чем четверок. Так что дорога в ВУЗ была открыта.
Надо было выбрать. И надо было возвращаться в Ленинград. Весна 1944. Еще война не кончилась и попасть в Ленинград - не просто. Но это отдельная песня.

<< Татьяна РАУТИАН: Дети на военном заводе5.ЛенЗОС>>

Очень интересный и содержательный материал. Спасибо Вам. Хотелось больше узнать о Николае Яковлевиче Сулиме. Напишите мне пожалуйста.
Людмила , 18.05.2016

Спасибо Огромное, Ваши воспоминания о жизни в Сарсу во времена ВОВ, можно предложить для публикации статьи в районную газету "Вперёд", если дадите на это согласие...
Андрей, 02.10.2014

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:

Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея

(c) 2008-2012. Контактная информация