Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

3. ГАРМ 1952


Солнечное затмение
В феврале должно было быть солнечное затмение. Почти полное. Виталия вызвают в райком:
- Слушай, приезжай. Говорят, солнце затмится, народ беспокоится, как жить будем.
Поехал. Небо зимнее – синее, чистое. Но вот затмение началось, смеркается. На площади перед райкомом собралась толпа, стучат кто во что горазд - в ведра, тазы, казаны, кричат что есть мочи. Оказывается, этого джинна, который солнце хочет украсть, надо напугать как следует, тогда он выпустит Солнце. И ведь правда! Не выдержал джинн, выпустил солнце. Гордый своей победой, народ живо обсуждает событие.

А мы у себя на станции организовали наблюдение. В центре территории - стол-раскладушка, заэкспонированные чернющие фотопластинки. Над наблюдательным пунктом висит электроскоп. Рядом кроватка, в ней спит в спальном мешке двухмесячная наша Леночка. Мороз, небо ясное. Наблюдаю, записываю. Интересно, конечно, хоть и непонятно, что уж такое я могу наблюсть, без телескопов, чего еще наука не знает? Вот разве что атмосферное электричество как-то отреагирует. Мороз, безветрено - так что не будет обычных ветровых помех. Записываю время, фазы затмения, показания электроскопа. Вроде бы – научная деятельность. Но почему-то смешно.

Поиграй со мной!
Мама всегда объясняла нам, старшим детям, и вообще всем, как правильно воспитывать младенца. Никаких укачиваний, никаких сосок, никаких «на ручки», никакого баловства. Я выросла с этой истиной. Но Леночка быстренько меня переубедила. Просыпается в пять утра и хочет, чтоб я с ней поговорила и поиграла. Хочет – и все. Ну, я поговорю и снова засыпаю. Но она – на страже. Тут же требует внимания. Что делать – просыпаюсь. Засыпаю. Ну, и т.д. Ребенок выспался и жаждет общения. Бабушкино требование – «жить внутренней жизнью» – не признает. Ну, мы придумали некий эрзац – над кроваткой погремушки привязали, а к ним – веревочку. Конец веревочки - к ноге привязала. Я сплю, но время от времени во сне ногой за эту веревочку дергаю. Погремушки крутятся, шумят, ребенок доволен, а я почти и не просыпаюсь.

Восхождение на Мандолюль
Март месяц. Зима была снежная, наши склоны - южной экспозиции, т.е. смотрят на юг. Снег тут не тает - а испаряется. Внизу тепло. Наверху - еще снег лежит. Земля в это время года мягкая и идти по склону легко. Позже она засохнет, затвердеет, мелкие камушки под ногой - как колесики, на склоне удержаться будет трудно. Так что сейчас - самое время совершить восхождение.

Пошли втроем - мы и Леночка. А что - пусть привыкает, ей уже почти 4 месяца! Подымаемся. Леночка спит себе на свежем воздухе, привязана простыней по цыгански к шее папы. Прошли штольню, пещеру, миновали Скалу-Медведя. Дошли до гребня, там снежный козырек, в метр толщиной, изящно изогнутый. Вдруг вижу - в простыне ножки торчат, выпростались из одеяльца. Постелили на снегу простыню, развернули, перепеленали, увязали заново, пошли выше.
Оборачиваемся.

Нам сверху видно всё: - Петр 1 вздымается всё выше, внизу игрушечный наш домишко, станция, Сейсмики играют в догонялки друг с другом, крошечные, как муравьи. По дороге идет караван: пять ишаков с мешками на спине. На последнем ишаке, на мешках сидит мальчишка, свесив ноги на одну сторону. Наш Халтурабад разглядывает. Наверно, на базар картошку везет. Ишаки идут себе и идут, дисциплинированно. Видно, правду говорят, что осел - это звание, а ишак - это должность…
А вот взлётное поле нашего аэропорта и глиняная мазанка вокзала. Вот взлетает лучший в мире самолет АНТ-25, пролетает где-то внизу, ниже нас, чуть выше крыши нашей сейсмостанции. Разворачивается и улетает в Сталинабад.
Вершина Мандолюли - на 900 метров выше уровня долины и нашей станции. Но до неё мы не дошли. Скоро Леночку кормить, принимать по радио сигнал точного времени из Индии. Саимхуддин, наш препаратор, верно, уже проявил вчерашние сейсмограммы. Да, во-о-от они сохнут, пришпиленные бельевыми прищепками к веревке. Надо их обрабатывать.
Еще раз смотрим вдаль.
Ах, почему мы не птицы! Так хочется взмахнуть крылами, покружиться над станцией и тихо приземлиться у дверей.

Геофизика и Сейсмология
Я - младший научный. Научный! Но Москва что-то не ставит нам никаких научных задач. Мое впитанное с детства представление о науке как-то не подтверждается. Ну, разобрались мы с волнами, поняли, что такое годограф, составляем бюллетени. Добываем материал для науки. Но саму ее не делаем. Неуютно как-то от этого.
Правда, поступила идея - регистрировать изменения во времени атмосферного электричества - а вдруг перед сильным землетрясением будут какие-нибудь особые эффекты.
Дело в том, что сейсмические явления начали изучать именно в Гарме, потому что вблизи него в 1949 году произошло сильное землетрясение в районном центре Хаит. Вершина горы раскололась и вниз обрушился поток каменных глыб. Поток этот срезал с боков ущелья землю, присоединилась и вода озерка, находившегося вверху. Большую часть поселка Хаит погребло под потоком. "Язык" его перескочил через реку, подпрудив ее и вскочил на противоположный берег. На большой территории вокруг прошли оползни, засыпавшие дома, людей.
И возникла идея, что главная задача сейсмологов - это предсказывать сильные землетрясения.
А как?
Одним из путей к прогнозу, казалось, может быть атмосферное электричество. Еще по дороге в Гарм в 1951 году остановились мы на пару дней в Ташкенте, беседовали там с профессором Чернявским, энтузиастом атмосферно-электрических эффектов. Он рассказал о свечениях над горами, которые наблюдались перед некоторыми сильными землетрясениями. Ну, что ж, попробуем. И профессор Бончковский, начальник экспедиции, поддержал идею регистрации атмосферного электричества. Повесили во дворе станции датчик, спаяла я пульт управления, наладила запись на самописце с марками времени. Пошла регистрация. Настало время думать - а что же мы пишем? Что означают наши кривые?
Москва оставила «указания» - на записях ставить стрелочки в момент землетрясений.
И тут меня скепсис заел. Ведь землетрясений много, наша станция регистрирует штук 30, а то и больше в день - только близких, ближе 60 км. А если 100 км? или 200? или 500? Есть смысл "ставить стрелочки", только если думаешь, что те колебания атмосферного электричества, что мы регистрируем, связаны с землетрясениями: предшествуют им, или возникают как результат!
А остальные-то факторы, от коих точно атмосферное электричество возникает – они-то как же? Ну, к примеру, трение о воздух пыли, подымаемой ветром! Или - "солнечный ветер", поток заряженных частиц! Или "афганец" - мельчайшая пыль, приносимая не только из Афганистана - но и из далеких пустынь Монголии, Китая… Или влажность! Или конвекция воздушных масс и сотворение облаков? Что уж и говорить про грозу - близкую или даже далекую, какую мы и не видим! Надо же сначала изучить этот "фон"!

Попробовали мы хотя бы скорость ветра регистрировать - поставили вертушку на моторчик и стали писать на тот же самописец, что и атмосферное поле. Оказалось, что все эти источники колебаний атмосферного электричества - в сотни раз сильнее проблематичного влияния землетрясений. А уж насчет остального - тут надо было или делать всё и всерьез - тогда нужна аппаратура, межнаучные связи, данные сети станций и пр. Это надо "сверху" как следует организовывать, а не заниматься кухонной стряпней. Стоп! Остановили мы эту несерьёзную попытку.

А научный вывод все-таки сделали: с первого начальственного указания ничего делать не надо. Только с третьего. Если третьего указания не поступило – ясно, что начальство раздумало. Само догадалось, что дело несерьезное.

Сейсмические лучи
Думаем: какую бы себе научную задачку поставить, понятную и интересную. Решили мы заняться направлением подхода луча к станции, к земной поверхности. Известно, что самой первой приходит волна Р (prima), колебания в которой происходят вдоль луча. Так что имея три прибора, записывающие колебания в трех направлениях (вверх-вниз, север-юг, запад-восток), можно по соотношению их амплитуд восстановить направление луча: азимут и угол с горизонталью. Стали мы определять эти направления по прошлогодним далеким землетрясениям, для которых мировые службы уже определили положение эпицентра. Сравнили наши "инструментальные" направления с направлением на известный эпицентр. И оказалось, что наши азимуты правильные - ошибка не больше 2-3 градусов. А так как расстояние мы тоже можем определить по разности времен прихода разных волн - то оказалось, что и положение очага мы можем найти по данным одной нашей станции! И с неплохой точностью! Ай да мы!

Лет через 20, в 1973 году этот метод пригодился мне на Кубе, где была всего одна станция м множество местных землетрясений. Угловым методом там удалось определить эпицентры и даже глубины очага. И результат - поле очагов - оказался очень разумным: хорошо согласованным с геологическими данными - структурой разлома, отделяющего Кубу и всю Северо-Американскую плиту от Карибского моря. Даже маленькая "щепка Бениофа" обнаружилась со своим подводным вулканом.

Еще интереснее получилось с местными землетрясениями Гармского района. Тут летом стояли временные экспедиционные станции, так что эпицентры местных землетрясений за несколько месяцев были вполне прилично известны. Согласование "азимутальных" определений со стандартными кинематическими было тоже хорошее. Почти везде - кроме землетрясений с Восточно-Северо-Восточных направлений. Независимо от расстояний: 10-20 или 80-100 км, азимуты получались не 70-80 градусов, а 20-30. И углы с горизонталью - не 42-45, как положено, а 20-25. И только на одной станции - Гарм.
Проверяли-перепроверяли - нет ли ошибки? Не перепутаны ли компоненты? Соблюдена ли синхронность измерений на разных компонентах? Верно ли определены увеличения? Нет, все верно. Значит, единственной причиной может быть наклонная граница под станцией Гарм, причем на очень малой глубине, и инверсия скорости сейсмических волн - внизу скорость ниже, чем наверху, хотя всегда бывает наоборот. Такого никто и нигде не наблюдал. Интересно, но данных одной станции недостаточно для того, чтоб сделать серьезную томографию. (Правда, тогда и слова такого не было).
Много позже на одной из геологических посиделок услышала я, что геологи из совершенно других, собственных геологических данных, пришли к идее, что гора наша Мандолюль - огромный кусок, 7х5 км, - в свое время оторвался от Гиссарского хребта и "сполз" в долину, лег своими плотными палеозойскими гранитами на рыхлые осадки долины. Ну, геологию с тектоникой мы обсуждать не будем, это не наше дело, но за свои данные ручаемся. Как жаль, что в свое время мы были столь робкими и не опубликовали этого совершенно уникального результата.
Друзья мои – не будьте робкими! Открытия совершаются молодыми. А взрослые обычно развивают и уточняют, внедряют и объясняют... Учебники пишут.

Большая вода
Прошел год, как мы в Гарме. Рев Сурхоба слышим попреждему – еще не привыкли, не перестали замечать. Наша станция расположена у поворота реки, по таджикски – Гирдоу, «Ревущая вода». Это как раз то место, где Мандолюль наша, (когда и если) сползла – то почти перегородила реку. Дорогу в аэропорт пришлось вырубать взрывами. Дорога довольно высоко над водой. На склоне несколько тутовников растут. Вечерами мы любили посидеть на любимом нашем камне «Львиная Голова», послушать реку. А летом рев этот особенно громкий.

С детства помню, как реки разливаются - весной, когда снег тает. Но в Гарме все иначе – в долине снега мало, весной он и не тает - а сохнет. Вода в Сурхобе –ледниковая, а ледники тают летом, когда самая жара. В июле. И вот в один прекрасный день, 5 июля – вода поднялась высоко. Дошла до уровня дороги, что ведет в аэропорт. Тутовники наши унесло водой А на львиной голове вода дошла до куста, который кто помнит, растет прямо из скалы недалеко от вершины. Куст крепко в сквлу вцепился, выдержал Большую Воду – в нем только застрял разный мусор, который Большая Вода нанесла. С тех пор ни разу такой большой воды не было.

Но не только у нас в Сурхобе была большая вода. Потом мы узнали, что еще страшнее событие было на той стороне хребта Петра 1, на реке Хингоу, километров на 10 выше Тавиль-доры. Там прошел огромный сель. Вынес к Хингоу массу полужидкой грязи и перегородил реку. Нерсесов, который приезжал в Гарм с экспедицией, поехал туда примерно через месяц и взял на с собой. К сожалению, не осталось фотографий. Вот тут я впервые увидела настоящие горы, крутые повороты узкой дороги, вертикально стоящие пласты, Каменный Цветок, Кабуд Хаус, Голубое озеро.
Вот и Тавиль Дора.
Едем дальше. Открылось потрясающее зрелище. Дорога, по которой мы ехали – вдруг прямо, спокойно, медленно и неуклонно уходит прямо в воду. В огромное голубое озеро, во всю ширину долины.
Вышли мы из машины. Попробовали ногой грязь - вроде бы засохла, можно по ней идти, надо же посмотреть, как и что.
С наивной бесшабашностью делаю несколько шагов. Мудрые мужчины внимательно наблюдают. Естественно, пятый или там седьмой шаг - и я проваливаюсь. Внизу густая жижа, как тесто, ногу тащить тяжело. Но, кой-как подтащила веток, палок разных. Выбралась.

Строительство
Заведующий сейсмической станцией, оказывается, не столько сейсмологией должен заниматься, сколько ремонтом, строительством и всяким таким прочим. А ни прав своих, ни обязанностей не знает. Никто не проинструктировал. Нигде не написано.
Оказывается, станция наша была задумана широко - должны были быть построены несколько домиков, полученных по репарации из Финляндии. Они ждали своего часа, в виде досок, рам, дверей и прочих деталей, укрытые "крышей" из толя. Должен был быть по проекту пожарный бассейн, склад из рваного камня и такой же гараж. И зав. станцией, распорядитель кредитов, В.И.Халтурин взялся за дело. И тут начало выясняться устройство советской экономической системы. Для строительство склада и гаража призваны были армяне - известные специалисты по каменной кладке. Оплата - сдельная. И оказалось, расценки такие, что за них никто работать не будет. Помнится, заштукатурить один кв. метр стены из рваного камня стоит 60 копеек. Если платить по этим расценкам - работать не будут и тогда будет НЕВЫПОЛНЕНИЕ ПЛАНА! А это дело почти уголовное… Если же платить столько, сколько они согласны - надо завысить объем работ раза в три-четыре. А это - тоже уголовно наказуемо. Вот и выбирай тут. Сколько ни скреби в потылице - третьего пути не видать. Пришлось принять, что гараж наш - "длиной в полкилометра". Так и построили. Боялись. Но - никто не удивился, обошлось. Видимо, такова система везде.
Интересно. Жизнь, оказывается, устроена не совсем так, или даже совсем не так, как нам казалось…

Но и чисто технически – строительство показало нам разные любопытные стороны. Ну, скажем, противопожарный бассейн должен был быть глубиной 2 метра. Так что яма для него, учитывая будущее бетонное дно, должна быть не мельче, чем 2.5 метра. Понятно, что молодые землекопы (в те давешние времена никаких экскаваторов не было) должны были кидать землю, а точнее – песок и гравий – довольно таки высоко. Но и вылезать им надо было из довольно глубокой ямы. Ну, метр, или даже полтора – еще можно себе представить. Но как быть, когда – два? Или даже больше? Думаю – сколотят лестницу. Но – нет. И вот специально пришла к концу рабочего дня к яме, посмотреть, как же они одолевают эту высоту. Оказывается – взбегают с разбегу! Я глазам своим не поверила, однако, так и было. Просто – бегом по вертикальной стене! Да и разбегу то – всего шесть метров, бассейн маленький...
Последним объектом строительства был сортир. Классическое деревянное сооружение посередине нашего сада. Об одно очко и с глубокой ямой. Его построили уже в 1954 году – до того обходились парусиновым занавесом по-над стекающим в Сурхоб арыком. И вот, последний объект готов. Тем летом в Гармском кинотеатре показывали французский фильм «Скандал в Клошмерле». Если кто не помнит, там сюжет разворачивался вокруг строительства аналогичного, но более цивилизованного учреждения. В городке с кошмарным названием Клошмерль население разбилось на две партии – сторонников и противников строительства, насущная необходимость супротив устарелых норм приличия. Победил здравый смысл. Событие было отмечено народным гуляньем.
А мы чем хуже!
Некоторого числа долженствовал прибыть главный инженер строительства дабы подписать акт о готовности. К этому дню коллектив камералки заготовил красную ленточку (нашли только белую, но выкрасили красной тушью) и ножницы. Не подозревавшему подвоха инженеру в торжественной обстановке вручили ножницы, а когда он разрезал ленточку - предоставили почетное право первого пользования. Несколько ошалевший инженер под напором аплодисментов не смог противостоять и выполнил обряд. Думаю, Галя Павлова помнит – не даст соврать. Так оно и было.

Экспедиция-1952
Летом, где-то в июне, приезжает из Москвы, из ГеоФИАНа экспедиция. Устанавливают сейсмические станции по долине Сурхоба: Ялдымыч, Янголык, Нимич, Чусал. По долине Оби-Хингоу: Товиль-дора, Иштион. Начальник экспедиции – проф. Вячеслав Францевич Бончковский. Небольшого росточка, очень поляк: усы пиками, и весь такой бодрый, петушком, петушком. Очень милый человек. Начальник отряда – Харин, человек спокойный, молчаливо доброжелательный, глубокий, в нем подозревается много чего-то, что не выходит наружу и не сводится к его функции – устанавливать аппаратуру на станциях. И – еще одна личность. На поверхностный взляд он, вроде бы – «мальчик с ящиком инструментов» при начальнике отряда. На на самом деле это человек, который не только все делает сам, но по слову которого делаются все конкретные вещи. И который как-то совершенно естественно воспринимается как главный двигатель всего происходящего. Он – «Альфа» милостью божией. Это – Игорь, Игорь Леонович Нерсесов. Человек, который все годы нашей жизни в сейсмологии был вершителем судеб – наших, Гармской экспедиции и путей развития региональной сейсмологии в стране. Но о нем – потом.

Экспедиция привезла много всякой геофизической аппаратуры - надо новые регистриры устанавливать, новый длиннопериодный сейсмограф Островского запустить. Устанавливают датчик сильных колебаний конструкции Нерсесова: короткопериодный маятник колеблется между двумя щечками. Замечательный прибор: простой и безотказный. При больших амплитудах маятник касается этих щечек, происходит контакт и раздается сигнальный звонок. Мы, станционники, бежим тогда на станцию, в темную регистрирную, смотрим на световой «зайчик». Действительно, видны колебания – ждем, когда успокоится, снимаем ленту, проявляем, обрабатываем, сообщаем по телефону в Сталинабад (ныне опять Душанбе) и в Москву.

Тогда довольно много было местных сильных толчков – всего несколько лет прошло после Хаитского землетрясения. Шли его афтершоки.

2-е Ноября 1952.
Экспедиция уехала. Стало как-то непривычно тихо. Никаких срочных дел. И мы решили потратить вечер на то, чтоб проявить и напечатать собственные снимки. Сидим в фотолаборатории, печатаем, увлеклись. И вдруг – звонок! Сигнал сильного землетрясения!
Входим в соседнюю с фотокомнатой регистрирную, смотрим на барабан – нет зайчика! Господи, что же случилось? И вдруг боковым зрением видим: зайчик на стене, сбоку, под 90 градусов от того места, где он должен быть! Ужас! Что такое? Сильное ведь землетрясение происходит! А наш зайчик убежал с ленты вообще куда-то на стенку... Но вот зайчик на стене дрогнул и, набирая скорость, переметнулся на другую стену! А, вот теперь понятно. Это – не наши грехи, это – не нарушение работы прибора. Это – другое, гораздо более сильное землетрясение. Но не местное – а далекое. Очень, очень сильное!

Подождали, проявили, доложили наверх. Оказалось – это сильнейшее Камчатское землетрясение, которое произошло в море, и вызвало цунами. Эта огромная волна смыла на Камчатке рыбачий поселок и забросила далеко на сушу рыбацкие корабли. Там и убежать было некуда – место низменное. Мы потом узнали, что и военный форт там погиб. Потом потому что сведения о природных катастрофах были секретны. Чтоб народ не волновался, объясняли оптимисты. Потому что при социализме (!) не может быть никаких катастроф, думали другие.

Пожар №1.
Уезжая, экспедиция нам задание оставила - вести все эти наблюдения и установить кое-что еще.
Установили. Запись идет световой точкой на фотобумагу. В подвале регистрирного домика сделали бетонный постамент под сейсмограф и, чтоб быстрее затвердел, натопили печку. Вечер. Рабочие наши, строители, ушли домой в кишлак.
Выхожу вечерком во двор, вижу - дымок из под крыши новой регистрирной выбивается.
Зову нашего заведующего, стучу нашим мужчинам, механику и лаборанту:
- Ребята, горим!
Побежали, смотрят - дымок легкий. Сейчас затушим! С ведром воды в руке кто-то открыл дверь. А оттуда - ка-а-ак ахнет!
Дом-то был плотно закупорен - не горел, а только тлел и производил генераторный газ. А как открыли, наружный кислород запустили - этот газ и вспыхнул, прямо взорвался. Виталий звонит в поселок, в пожарную команду - нет никого, на свадьбу уехали, водитель пьян, остальные тоже.
Домишко сухой, деревянный, горит как порох. Что-то там временами грохочет. А вода у нас - из арыка глубиной 15 см, только около здания станции сделана ямка, такого размера, чтоб ведром почерпнуть, не задевая дна, не подымая мути.
Черпанули пару раз - плещем в окно. Явно без толку. Вода падает на бетонный пол. Горит-то потолок, стены - а до них воду не добросишь, не доплеснешь - пламя жаркими языками рвется из окон, ближе трех метров не подойдешь. Вот уже крыша рухнула.

Вдруг раздался гул и рев - это пополам разорвалась закрытая молочная фляга с русским маслом. Нижняя половина фляги изрыгает столб дыма и пламени высотой метра три, а на нем, там, вверху - пляшет, летает, не падает, верхняя половина фляги.
Красота! Мощь! Гул! Страшно - и весело! Такая силища!

Вот уж огонь съел, что мог, стал утихать. Полночь наступила. Тут и пожарники приехали с баграми. Растащили обгорелыши стен - и уехали.

Наутро мы пошли смотреть, что же осталось.
Неповрежденные только чугунные постаменты, а от самих приборов - бронзовые лужицы на бетонном полу. Я, как молодая хозяйка, наготовила было на зиму разных солений-маринадов-варений, а от них тоже застывшие лужицы, только стеклянные.

Из института - телеграмма: - все остатки сохранить, приедет комиссия. Остатки - это обгорелые, но не сгоревшие до конца мешки с крупой, горелые банки со сгущенкой, горелые орехи, которых запасливый мой муженек заготовил было килограмм двести.
Искореженный приборный металл отнесли на станцию, продуктовые остатки - на чердак. Мы считали, что горелые орехи несъедобны, а крысы не верили и катали их из угла в угол по чердачному полу, для нас – по фанерному потолку. Только, бывало, уснешь, как на потолке раздается грохот крысиного футбола…

Кушать нечего стало. Из запасов осталось только то, что было у каждого на кухне. Местные власти выделили нам, погорельцам, полмешка пшена, полфляги хлопкового масла и 5 килограмм твердокаменной чечевицы. Так мы и дожили до теплых дней. Мужики наловчились воробьев стрелять. Воробьи вечерами перед сном собирались на молодых наших деревцах и устраивали свои профсоюзные собрания. Тут в них, бедненьких, дробью. Десяток-другой упадет - глядишь и суп. Как потеплело - черепахи вышли на свежую травку. Тоже годится. Помнится, в Колумбовы времена черепаховый суп считался деликатесом.

Приехала комиссия из родимого института, состоящая из одного человека. Пожил у нас месячишко, попил чайку, сжег подчистую скудные наши запасы дров, уехал. И как результат его визита - наш институт подает на Халтурина в суд за преступную халатность. А время было - весна 1953. Но - спасибо товарищу Сталину. Он вовремя скончался и объявлена была так называемая Ворошиловская амнистия. Виталий "попал под амнистию". А то быть бы ему в местах отдаленных. Может в той самой Якутии, только в несколько другом качестве.
Но институт не отступился. Мало ли что амнистия! - И подал гражданский иск на возмещение убытков в размере 188 тыс рублей. И сколько то еще сотен, десятков, просто рублей, и еще, помнится, 67 копеек. Сели мы с Таликом, взяли логарифмическую линейку и вычислили, что при окладе 1200 рублей в месяц, (14 тысяч в год), придется ему не есть и не пить, не покупать штанов, не ходить в кино и не наклеивать почтовых марок 188:14=13.5 лет. Загрустили мы.

И вот - суд. Виталий от казенного адвоката отказался. Сам стал защищаться. Здание это было построено до нас, хоз-способом, на балансе не числилось. Пожарный инспектор, который проверял нашу пожароопасность, домик этот и не смотрел, несмотря на неоднократные требования заведующего.

Решение суда было коротко и ясно:
"…а причина пожара - дымохода крыша, которая от него не зависит."
И посему иск ГеоФИАНа - отклонить.
Уф!
Но не тут-то было! Потом мы узнали, что наш родимый институт не успокоился. Подает аппеляцию. Но тут Верховный суд Таджикистана оскорбился: Как это? Москва не доверяет нашему таджикскому суду? Мы суверенная республика! Ну и т.д. И Верховный суд республики постановил: решение Гармского суда оставить в силе.

Всегда я верила, что разные несчастья, неудачи на нас хоть и падают, но никогда не добивают. Так, попугают только. Чтоб вдругорядь были осмотрительнее.

Кушпиль и Картер
Еще в университете на нашем курсе сложилась группа ребят, которые объявили себя "Кушпилистами" и изобрели свой собственный "Знак Кушпиля": Это была буква Q с двумя чертовскими рожками, пририсованными сверху, Кушпилисты норовили быстренько и незаметно оставлять свой знак, везде, где им призодилось побывать - на почте, например, или где нибудь на лестнице, в магазине и пр.

Что же значит это таинственное слово? Да ничего не значит, просто так. Потому что звучит красиво и непонятно. А вообще-то это была фамилия одного из наших студентов, которая просто по своему звучанию была удобна для всяческих хохмочек. Сам Кушпиль хотя был прекрасным хохмачом, с кушпилистами в их игры не играл.
А почему я вспомнила об этом в Средней Азии? Потому что Кушпиль к тому времени стал мотоциклистом и решил приехать к нам в Гарм на .... мотоцикле. Тогда автопробеги все еще были в моде. Зикмунд и Ганзелка объехали весь мир, все континенты на мотоциклах. А чтобы иметь в дороге кусок хлеба и вообще выживать в экзотических обстоятельствах - они организовали это под покровительством компании ШКОДА (слова "крышеваться и крышевать" тогда не было ни в хорошем ни в криминальном смысле). Вот и Кушпиль стакнулся с автозаводом. Они поставили на его мотоцикл автомобильные покрышки и даже запасное колесо. Для "испытания нового типа покрышек в условиях..." и т.п.
И вот Кушпиль совершает свой рейс: Ленинград - Москва - Баку - паром - Красноводстк - далее по Каракумам (июль, между прочим, кто понимает) - Душанбе - Гарм. Ура! Тут есть крыша и тоненькие палочки ветлы, воткнутые в землю прошлой весной. Обещают когда-нибудь тень. И именно тут Судьба решила дать Кушпилю урок. пройдя благоволучно пару тыщ км он решил спрямит путь на нашей территории. Вместо того чтоб проехать по дороге 250 м, он решил съэкономить и поехал напрямик: всего 150 м. Метров! И - "жадность фраера сгубила" - напоролся на пенек толщиной в пару сантиметвов. И пробил картер, Так что КАРТЕР - это не фамилия известного американца, (объясняю для таких же невежд, как я) - а это такая железная коробочка, в которой что-то железное вертится, и которая залита машинным маслом. Так вот, масло вытекло в образовавшуюся дырку. А то, что там должно вращаться - уже этого не могло. А у нас, между прочим, станция не авторемонтная, всего только сейсмологическая.
Но шофера наши - умельцы. Сначала они вдоволь покуражились над беднягой, дескать сделать ничего невозможно. Но заварили, конечно.
Отдохнул Кушпиль у нас недельку, очень ему понравилось. И двинул обратно, но уже без Каракумов - домой, в Питер.

<< 4. ГАРМ 1953О Вит.Ив. ЕГО АСПИРАНТЫ>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:
Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея
(c) 2008-2012. Контактная информация