Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

LOVE STORY


Июнь 1923
Добрый день, Шура

Сообщаю, что из Крыма вернулся жив и невредим.
Остановился в Москве. Думал прожить день, но ребята соблазнили остаться на комсомольский съезд. Следовательно, приеду в Питер 17-18 июня.
Съезд по всем признакам обещает быть очень интересным. Одни предъездовские разговоры чего стоят. В цекистских кулуарах тоже творится немало интерсного. Приехало уже много знакомых ребят. В Москве тоже оказалось изрядное количество знакомых. О Крыме не пишу. Расскажу о том, чему свидетелем в Крыму был, в Ленинграде. В общем очень рад, что поехал. Впечатлений много, настроение бодрое, жизнерадостное. Надеюсь, питерская погода его не изменит. К.Н и Невинский, вероятно, будут на меня в претензии, за опоздание. Чепуха! Если за полтора года ничего не сделал, что бы я мог сделать за просроченную неделю.

Будь добра – воздействуй на Невинского, чтоб он либо сам взял один кружок в старшей группе у Либкнехтовцев, либо дал какого либо парня. Почему?
Во-первых, если будет какая-нибудь (хотя бы малейшая) возможность заключить сделку со своей совестью – я пойду на оставшиеся 2 месяца куда угодно, только не в детский дом. Это не декларация, Шуренька, а программа. Подлежащая выполнению.

Во вторых, ежели к моему горю, я принужден буду остаться в лоне К.Н., то все равно, невозможно положение, когда 4 дня из 5 рабочих с ребятами (старшая группа) буду заниматься я.

Изволь факты.
Воскресенье и четверг свободны.
Изобр. Обр.- литературный кружок – 1 раз в неделю. История партии – (я) – 2 раза в неделю, Текущая политика – (я) – 1 раз в неделю, Союзная школа – (я) – 1 раз. Ведь ребята возненавидят меня в конце концов.
Устрой это дело с Новинским – лучше всего формальный подход к делу – Твоя пуританская честность возмущается? Ну, так что ж! Я ведь открыто признаю свое нежелание работать в детдоме. Это не бегство, не банкротство, а просто попытка более рационально использовать свои силы.
Повторяю – удержать меня может только сознание долга. А если меня можно хоть как-нибудь заменить – ни единого сомнения тогда у меня не возникнет и я уйду хотя бы и с не совсем чистой совестью. Надеюсь, что в этом отношении до моего приезда ты сделаешь что-либо определенное.

Пока до свидания. Привет ребятам! Как-то ты там работаешь? Загорела, говорят, хорошо. Тебя, дрянь, очень нужно выругать за то что не бережешь свое здоровье. По этому пункту нам придется, вероятно, поссориться.
Привет!
Халтурин

6 ноября 1923
Письмо самому себе

Целых две недели живу в объятиях своего «Медведя». И село и казармы кажутся мне теперь более угрюмыми, чем в первый раз. А ведь по существу первое внезапное переселение в казарменную обстановку должно было больше огорошить меня. За две недели жизни до поездки в Питер я уже успел свыкнуться с казармой. Почему же теперь так тоскливо… Может быть потому что девушка с глазами, лучистыми как звезды, пришла провожать меня на вокзал.

И от ея – «ты не сердишься, милый?» - стало светлее и радостнее забилось сердце. Может быть потому, что в осенние дождливые дни в пасмурном, холодно-строгом Питере весенним воздухом снова повеяло на душе. Снова? Да, снова! Разве весна менее прекрасна оттого, что она бывает каждый год.

За эти две недели я много думаю о ней. Что соединяет нас? Прочен ли этот союз? Десятки других вопросов волнуют меня. Нельзя же приказать весне не быть! И кто задержит весенний ледоход реки?

Она и я? Перед моими глазами проходят сейчас моменты нашего знакомства, нашей совместной работы потом.
Вот Мосина в коридоре университета представляет мне союзную активистку, которую нужно через бюро провести на 3-годичный курс. Остро-насмешливый взгляд останавливается на слегка усталом но вдумчивом лице девушки. Отрывистые вопросы: когда в союзе, где и кем работала – и заключительное: «Да, я согласен». А в сердце мысль – нет, не случайна эта встреча. (По интуиции при первом знакомстве я почти всегда чувствую людей, которые будут играть в моей жизни ту или иную роль. – зачеркнуто). А потом – редкие встречи в коллективе Ун-та. Иногда мелькнет в усталой измученной голове тонкий профиль застенчиво-замкнутого лица. А затем… детские дома. (На вечере у Карловцев в марте я предлагаю ей работать в детском доме. Она говорит, что уже интересуется и согласна. Зачеркнуто). Совместная работа нас сближает. Приходится чаще встречаться, чаще толковать. И весной – уже совсем не обязательное шагание по Фурштатской, по Сергиевской, по Литейному. Но разговоры об одном – о коллективе, о дет-домах, о конференции учащихся. Но заметно уже, что есть что-то больше этих разговоров, что-то неуловимое, как солнечный луч – но оно чувствуется сердцем и не охватывается мыслью.

Детские дома? Ими полны мои и ее письма, о них были все наши разговоры. Но они ли исключительно соединяют нас? Нет. Простая случайность, что они заполнили содержание наших разговоров и писем. Она живет этой работой, увлеклась ею тоже. Почему же и не говорить нам было об этом, почему не писать теперь? Случайность, что это был период, когда многие стороны моего мозга атрофировались, период бездеятельности, вялости, отсутствия почти всякого интереса и к общественности и к литературе. Бывали умные разговоры, и неловкое молчание (часто в моменты, когда особенно глубоко и душевно.
«Я хотел бы твоим быть братом,
Чтобы чувствовать больше сил.»
Ерунда! Стоит мне ожить, превратиться в самого себя – и кроме детских домов возникнут десятки других, связывающих нас общих нитей. Я чувствую, что это пробуждение начинается, просыпается во мне снова жажда жизни.

Она замкнута. Через 8 месяцев знакомства от ея самой я знаю о ней столько же, сколько и в первую встречу.
И оттого, что она живет внутренней жизнью, в себе самой – она много страдает. К ней нужно простое человеческое товарищеское отношение. И оттого что я ломаный человек, что по отношению к ней я часто делаю не то, что хочу - мне становится больно и немного страшно за будущее. Отсюда неизбежные кризисы в наших отношениях. Я не знаю, как классифицировать наши чувства, но если это любовь, то неизбежны и «страдания любви». И вопрос спорный – чего тут будет больше, горя или радостей, счастья или страдания. Ибо как говорит мудрый Экклезиаст: во многой любви есть много печали и умножая любовь умножаешь скорбь.
Так что ж – догоним солнце...

13 декабря 1923.
Армия, село Медведь
Записка самому себе.

Один. Непривычная, немного раздражающая тишина. Думаю о Шурке. Я часто думаю о ней в эти два месяца. И мысли всегда светлые, радостные.
Сейчас перечитываю ее письма. В который раз? И все же это по-прежнему волнующие, бодрящие письма. Милые, хорошие, полные искренности чувства. Как они поддерживают меня в эти дни испытаний. Ведь не так уж просто перейти из Зиновьевского Ун-та в Аракчеевские казармы, из детского мира - в красноармейскую среду. В Медведе один день как другой. Знаешь, что завтра будет таким же, как сегодня. Необычность обстановки, ее повседневность, отсутствие событий заставляют больше переживать внутри. Я не могу сейчас представить, как бы я пережил эти дни, если бы в моем духовном инвентаре не было Шурки, если бы я не жил с мыслью о ней!

Письма ее радуют и бодрят… И тревожат, да, тревожат. Именно то, что теперь Шурка так дорога мне, рождает во мне сомнения….Когда люди практически не соприкасаются друг с другом - позабываются частности, мелочи - и вместо реального человека создается образ, отвлеченность. Люди ведь так охотно присваивают другому человеку качества, которые они хотели бы видеть в нем. Не повинны ли мы оба в этом? Ведь почтительное расстояние, нас разделяющее, так этому содействует! А сколько бывает трагедий от того, что вместо любимого взлелеянного образа встречаешь подлинное лицо человека со всеми его особенностями: редко - достоинствами, чаще - недостатками. Да, письма ее радуют и тревожат. Это - тревога за будущее.

1924, из Новгорода Шуре
Эх, если бы ты приехала сюда в Новгород на день, на два! Я сумасшедший человек и никто не гарантирован от моего появления через несколько дней в Питере. Но чувствую, понимаю, знаю, что это будет не то, что было бы гораздо лучше, если бы приехала ты.

Это желание видеть тебя не стоит ни в какой связи с моим письмом. Совсем нет. Я думал об этом раньше, гораздо раньше. Одно сознание, что ты была в этой комнате, в той самой маленькой комнате, где живу я – одно это могло бы так поддержать меня. Так трудно жить! (Армия... Работа бесполезная, мало интересная, почти бесполезная. Нет нужной среды. Нет времени работать над собой, для себя. Здесь нужны героические усилия, чтобы не опуститься .Зачеркнуто) Так много, ох, как много надо работать над собой. И так нужна здесь твоя поддержка. Именно твоя. И не только потому, что никто другой не захочет возиться со мной, (но потому что никто другой не сможет этого сделать, оказать мне эту помощь. Зачеркнуто) Ну, Шурка, милая, хорошая, ну приедешь, Шуринька?

Я не знаю Шурка, на какие мысли наведет тебя это предложение, если ты сопоставишь, конечно, его с рядом других фактов. Ты ведь такая мнительная и у тебя такое стремление души, пойми меня. Но поверь, что мне мучительно хочется, чтобы ты была вот здесь рядом со мной. И это так нужно. Если захочешь, поймешь. А понять – значит простить, милая.

Клочок дневника.
Без даты

Неужели бывают такие дико нелепые стечения обстоятельств? Кто думал, что дни в Питере будут такими больными, тяжелыми?
Все, все здесь было ошибкой. И началось не так, как хотел, и кончилось совсем неожиданно. Почему? – не знаю. Иногда чувствуешь в себе кого-то другого, кто дирижирует твоими поступками. И сам знаешь, что делаешь не то, что надо. Но разве от этого легче? Может быть потому, что последние 7-8 дней перед отъездом были днями напряженного мучительного ожидания письма. Были моменты, когда я был на грани безумия.

Она 26 дней молчала. И я не знаю, почему... Помню, когда приехал, хотелось просто пожать ей руку, гладить по волосам, крепко и горячо расцеловать. И тут стеной встали эти 26 дней молчания. И вот от первого неправильно взятого тона – все остальное. Чувствую, что натворил бездну ошибок. И самая главная ошибка конечно – попытка совершить кражу со взломом.

Сердце, мысли и чувства у Шурки – за семью замками. На лице – печать бесстрастья. Знал, что здесь не помогут и самые тонкие отмычки, знал, что единственный верный ключ здесь – простое товарищеское человеческое отношение. И все таки.

12/II.24
Неотправленное письмо

Сегодня имел мужество перечесть то, что получил от тебя в воскресенье. Это удар бича, от которого до сих пор горят мои щеки. Нет, это больше и сильнее, чем удар бича. И удары бываю полезны. А особенно для таких людей, как я. В письме много правды. Это хорошо! Предпочитаю «тьму горьких истин» нежели «нас возвышающий обман». Многие мысли, утверждения лежат на твоей совести.
Но есть и то, против чего я должен протестовать. Я, Шурка, очень скверный человек... Очень скверный.... Это я знаю.... Ко мне можно предъявлять десятки и сотни обвинений. Но нельзя же, милая, до бесчувствия. Должны же и здесь быть границы. Так это по-твоему второго вечером я «уходил довольный и сегодня успехом своей игры». Если бы, Шурка, это было верно - прежде всего я не писал бы теперь тебе.
Слушай, я не хочу защищаться - так чудовищно дико это звучит. Ведь если человек так играет - то это уже мазохизм. Я сам понял, что если бы со мной говорили, так как я с тобой - то я не стал бы отвечать. Тогда понял. Я провожал тебя совсем не потому, что это требовалось для успеха моей «игры». Мне мучительно хотелось просто по человечески поговорить с тобой. Но чувствовал, что каждое слово от сердца будет восприниматься тобой как подарок ребенку, которого только что горько обидели. И молчал... И тянул минуты в которые мог видеть тебя.
Никогда, Шурка не было, чтоб я сознательно «играл» и осознано ломался в отношении к тебе.
Ни-ког-да!

Это взаимно исключает мое представление о тебе. И если бы это было, я потерял бы всякое уважение к себе да и к тебе тоже. Неужели это непонятно, и неужели мысль об этом могла быть в твоей голове? Жестокое «все равно»? Ты интуитивно чувствовала всегда и везде это мое «все равно»? Ох, если бы ты меньше уважала свою интуицию. Ведь если бы я каждым своим жестом, каждым словом, каждым своим шагом хотел бы показать тебе, что мне «все равно» - то и тогда ты могла бы не верить мне. Ведь факты, сотни фактов вопиют об обратном! А факты упрямая вещь. Мне все равно?... Я сейчас горько смеюсь...
Если бы ты была здесь я расцеловал бы тебя так же, как целую мою Адичку. Да, так же как Адичку! Иногда язык поцелуев выразительнее человеческих слов. И потом, кто тебе дал право на монополию страданий? И зачем чужие переживания измеряешь своими масштабами?

Чудная! Она не только подозревает меня в ведении какой-то двойной бухгалтерии, но и думает, что лишиться ее для меня то же, что и бросить недокуренную сигарету.
Перечитал сейчас свой ответ тебе. Решил не посылать. Нужно ли говорить об этом? Инцидент 2-5 февраля ты могла бы предотвратить, но ты этого не хотела сделать. Вина здесь обоюдная. В достопамятный день 2 февраля не я управлял «разговором», а он стал господином положения, хозяином моих поступков и действий. И потом, то, о чем мы говорили тогда, это ведь только кончик одного общего очень большого и очень больного вопроса. Этот же вопрос во всей его многогранности не время еще обсуждать.

Записка самому себе
Без даты

Как беспредельна человеческая глупость... Следовательски поставил вопрос – и очутился сам рабом своего «дела». Я возбудил вопрос, который меня волновал, тревожил... Но сделал это в форме, исключающей возможность даже обсудить его, а не только разрешить.

4 дня, только четыре, а сколько в них муки, сколько сомнений... И это – дни, которые могли быть радостными, светлыми, которые могли влить бодрость. Не только могли а но должны были быть солнечными эти дни.
Уехал. Так было нужно. Но ехать оказалось труднее, чем уехать. Я лежал со стиснутыми зубами и напряженно думал. В голове опять шабаш ведьм. И странно – почему к ясным простым ответам приходишь через «мильон терзаний», через такой тернистый путь. Вопрос, который для меня мог оказаться камнем преткновения, - сделался таким несложным, так легко разрешимым.

Нужны ли мы друг другу только на почтительном расстоянии? Конечно, нет! Что за ерунда! Разве мне бывает не легче, когда я держу ея руку? Разве в ея присутствии не хочется быть лучше? Бывают люди, которые дают умные советы, стараются принять участие в твоей жизни. Но что мне до них, когда один ея взгляд значит для меня больше, чем тысячи исканий.

Несмотря на наши интеллигентские искания мы все же не герои Гамсуна и Пшибышевского. Какая колоссальная разница между нами и теми! Для них любовь все, для нас канвой для нее должна быть общая работа. Только на фундаменте коллективного труда может вырасти крепкая и полная новая любовь. Так что когда нет этого – неизбежна разобщенность интересов... Неизбежны и кризисы. Да, к удивительно простым и ясным ответам иногда приходишь каким-то извилистым путем.

Часы, когда поезд вез меня из Питера в Новгород были самыми больными и мучительными во всей поездке. Новгород и ....... привели меня немного в чувство. Хотя это не помешало Адичке*) сказать: «Какой ты, дядя Ваня, сегодня кисленький!»
Впереди работа. Надо уйти с головой в нее.
_____________________.
*) Иван живет не в казарме, а на квартире. Адичка - маленькая дочь хозяев.

Записка самому себе
Без даты

Что-то болен я, нездоров, или мое состояние объясняется неопределенностью положения. Чувствую себя скверно. Почти не могу читать. Очень критически настроен по отношению к собственной персоне. Казню себя и все равно не могу работать. Неделя прошла. Ничего не сделано. Не использовано как надо ни одного дня. Скверно, Иван Игнатьевич, очень скверно. И когда это «настроение» перестанет властвовать мной. Когда же я научусь подчинять себе свои настроения. Очевидно для этого нужно еще многому учиться у жизни.

В Новгороде накануне от’езда читал «Ингеборг» Келлермана. Книга - сплошной гимн любви. Когда-то я ее бросил после 2-3 прочитанных страниц, органически не мог переварить. При чтении - думал. Все, в том числе и любовь надо переживать в меру данных способностей и возможностей.

Дорогу крылатому Эросу! А если нет крыльев! Если они подрезаны, слабы. Тогда что? Зачем бесполезные попытки, когда все равно, «рожденный ползать, летать не может». Когда все люди все равно и с крылатым и бескрылым Эросом приходят к одному знаменателю. Не все ли равно каким путем, раз все дороги в Рим ведут.
Надо ли браться решать задачи и уравнения с многими неизвестными, если не пройдена арифметика жизни.

Конец любви? - нет, конец переписки. Шура приехала и внесла успокоение в его душу.

Азов 23 марта 1944
Ванька. золотые волоски,
Несколько раз я начинаю писать Ване, и все оказывается, это не Ване, а какому-то другому. Должно быть, когда я беру ручку - я сразу забываю твое лицо, и как смотрят глаза и очень мной любимые (еще до сих пор!) смешнущие губы как у лошади! (После такого зачина может быть оно пойдет, письмо?)
Только что я написала как тут тепло и какой тихий этот Тихий Дон и вот она запись, что это письмо не тебе. А тут действительно весна. Если только не дует "низовой" - ветер с моря. А он дул несколько дней этот "низовой" И все заливала вода. Сейчас тут совсем замечательно. Воздух тихий и очень нежный. Дон тихий и широкий, Зовут его Дон а величают Иванович. Рыбы пропасть и называют ее не так как у нас: судака-сулой, что по нежному - сулкой, лещ - габаной. И хотя Дон большая река, но когда выбирают невод и над ним прыгает красный лещ, и случается в нем и осетр - не веришь, что все это добро плавает тут в реке.
Мы переходим Дон на веслах. Кругом стоит обыкновенная речная безвоенная тишина. И поэтому когда на острове вдруг взрывается мина, это дико так, что и сказать нельзя. И долго еще стоит над островом черный дым.
Хорошо бы зажить где-нибудь на реке очистить дно от мин, чтобы не взрывались осетры. Неровен час - вильнет хвостом и взорвется. Очистить островки от мин и зажить... И если уж не с тобой, то хоть одной зажить. А за Доном начинаются пути - и это уже война. Товарный состав, и там на крыше бабы с мешками в которых рыба: Сулки и забачек. Рыба перекупленная у рыбаков и они везут ее на Ростовский базар. Спекулянтки - проклятые души!
Тебе надоело мое этнографическое письмо? По-моему, надоело!
Ты не мучайся и не отвечай мне. Я уже скоро буду в Москве. Хорошо ли тебе? Пускай будет хорошо!
Ну, я целую и говорю нежные слова, выбери сам, какие.Очень хочу тебя видеть.
Шура

<< Организации3. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:

Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея

(c) 2008-2012. Контактная информация