Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

1940-1942 гг. Иван Халтурин сыну Талику

Осень 1940 (?)
Из Москвы, Лаврушинский пер. – в Ленинград, Садовая, 90
Дорогой Талик!
Позволь тебе доложить, что отец твой подпал под Указ. Каждый день и не позднее 10 час утра я должен являться на службу. За опоздание – под суд!
Так как я под судом не был, то очень боюсь опоздать и потому со страху прихожу на службу на час раньше. Кончается работа в 6 1/2 вечера. И так каждый день.
Миленький, напиши мне что-нибудь. Я здесь увеличиваю твою библиотеку. На днях выйдет однотомник Короленко - обязательно куплю, раз уж у тебя есть все однотомники. Но книг буду покупать мало - только самые лучшие, те которые пригодятся надолго. А то у тебя будет такая большая библиотека, что ты в ней и не разберешься. Если придумаешь какие нибудь уж очень выдающиеся книги - напиши, достану. Приходил с Петей Алик. Он загорел в Фергане. И здорово они, кажется, помучились с билетом. Я подарил ему твой матросский костюм и твою книгу «Рассказы о грозных явлениях природы». Как тебе переправить остальные твои книги? Миленький мой, напиши что-нибудь. Напиши, когда едет в отпуск мама (твоя). И приехала ли из-под Выборга мама (моя). Отдал ли ты бабушке платок и понравился ли он ей? До зимы я постараюсь попасть в Ленинград в командировку. Но это еще вилами на воде писано.
Привет, целую тебя, дорогой мальчик.
ПАПА


31 июля 1941
Из Москвы, Лаврушинский пер. 17
в Котельнич, Советская ул. 86
Дорогой, милый, родной мой!
Как ты очутился в Котельниче - мне совсем непонятно. Судя по телеграмме там, очевидно, и бабушка и Капа и Людочка. Вы свалились на голову к отцу все вчетвером, и как вы там проживете, одному богу известно. А жить придется долго, не меньше года.
Я сделал, что мог - послал папе все деньги, какие у меня были. Тремя партиями - 1) 200 р почтовым переводом, 2) 200 руб. телеграфом и 3) триста руб. тоже телеграфом. Получили ли вы их?
Пиши, миленький, пока ходит почта. А ходит она медленно, ой как медленно. Привет всем, и маме и папе, Капе и Людочке. Целую тебя, мой родной.
Твой папа.


1 августа 1941
Из Москвы, Лаврушинский пер. 17
в Котельнич, Советская ул. 86
Милый мой мальчик!
Сегодня только я получил твою открытку из Ленинграда от 16 июля и понял как ты попал в Котельнич. Значит, мое письмо в деревне Озерня, ты не получил. Не знаю, как ты будешь жить в Котельниче. Очень беспокоюсь. Если ехать с бабушкой в Яранск, то это дело темное и ненадежное - кто вас там будет кормить?.. Не знаю, возьмет ли тебя на свое иждивение дедушка? Как жаль, что война застала тебя не в Москве. Захватил ли ты из Ленинграда зимние вещи? У меня есть для тебя и ботинки и белье, но не знаю, как это можно будет тебе переправить. Я пока не мобилизован. Я – пожарник и все ночи во время воздушных тревог стою на чердаке девятиэтажного дома. Привыкаю.
Пиши чаще, мой мальчик. Имей в виду, что письма идут страшно медленно.
Привет всем! Целую тебя, дорогой мой.
Папа
Папе (дедушке) я написал письмо.


17 авг. 1941 г.
Из Москвы, Лаврушинский пер. 17
в Котельнич, Советская ул. 86
Дорогой мой милый мальчик!
Получил письмо от всех и несколько открыток от тебя. Рад за вас всех. Ну, хотя пока хорошо живете, а что дальше будет, никто не знает.
Жизнь моя очень простая. По ночам во время тревог стою на чердаке. Потом отсыпаюсь. Нигде не служу. Заработки литературные и вследствие этого — случайные. Анна Константиновна просто молодец. Фугасная бомба упала в соседний дом, а она стояла на чердаке. Ее сбросило, контузило, но она жива и здорова. Молодец она потому, что никуда из Москвы уезжать не хочет. Знаешь, старуха стала такой патриоткой, что сил нет. Можешь поздравить и меня с боевым крещением — потушил одну (только одну) зажигательную бомбу. Фугасную бомбу, которая упала на наш дом я потушить не мог. Но я сам и даже вся наша квартира, как и многие другие вполне целы.
Папа.
Думаю, что скоро меня мобилизуют. Пока. Пиши чаще.
Привет всем, папе, маме, Лине и Люде. Будьте здоровы.


23 авг. 1941
Из Москвы, Лаврушинский пер. 17
в Котельнич, Советская ул. 86
Мой дорогой Талик!
Я жив и здоров. В Москве довольно спокойно. Последние четыре ночи были даже без воздушных тревог. Это совсем странно и непривычно.
В Малой Вишере, откуда ты приехал, сейчас очень жарко. Как я все-таки рад, что ты оттуда выбрался. Мама жива и здорова. Приехал из Ленинграда Боб Ивантер, который ее видел в полной сохранности, хотя и после земляных работ.
Тебе же, мой милый мальчик, надо поступать в школу. Когда у вас там начнутся занятия – 1 сентября или 1 октября?
Привет мой горячий всем – и мама и папе, и Люде и Лине. Очень бы хотелось всех повидать, бог знает, придется ли встретиться. Целую тебя, мой дорогой!
Любящий тебя папа.
Получил ли триста рублей?


30 авг. 1941
Из Москвы, Лаврушинский пер. 17
в Котельнич, Советская ул. 86
Дорогой, милый мальчик.
Получил сегодня твое письмо от 23 августа. Спасибо! Пиши чаще независимо от того, получаешь от меня письма или нет. Меня, вероятно, скоро возьмут в армию, а там уж не очень часто будешь получать письма. Что меня скоро возьмут, я сужу по тому, что меня уже два раза вызывали в военкомат и дали мне мобилизационный листок.
Некоторая психологическая подготовка к войне у меня уже есть. Простоять эти двадцать ночей на крыше и чердаке девятиэтажного дома чего-нибудь стоит. Во всяком случае «привык» к свисту фугасных бомб, к грохоту зенитной артиллерии и к виду пожаров. Фугасная бомба упала в наш дом. Но бомба, очевидно, небольшая. Она пробила три этажа, взорвала несколько квартир, но стены дома остались целы. Все это случилось на другом конце нашего дома. Я в это время стоял на девятом этаже, у водопроводного крана, вернее говоря, с пожарным шлангом. Я, конечно, услыхал свист бомбы где-то очень близко, лег на пол и за что-то держался. Так как стены не были разрушены, то не было и воздушной волны. Так что кроме сильного испуга и легкого сотрясения твой папаша ничего не испытал. Другая бомба через несколько секунд упала в дом на нашем дворе. Она пробила пятиэтажный каменный дом и убила четырех человек. Так как там дом был пробит насквозь, рухнула стена, то была сильная воздушная волна. Людей, это были дежурные, убило очевидно этой волной. В эти же самые довольно неприятные секунды две фугасные бомбы упали совсем рядом с нашим домом.
Надо тебе сказать, что я никуда не убежал сверху, а дождался смены караула. Не буду скрывать, что страху было все таки порядочно. Квартира наша цела, даже стекла почти все целы. Миленький, было страшно, но не очень. Сегодня в Москве десятая спокойная ночь, даже без тревог и москвичи уже успели отвыкнуть от бомбежек. И все это страшнее издали, чем вблизи. Страх – странное чувство. Я, например, боюсь ходить в убежище, хотя оно под девятью этажами вполне безопасно. Москва цела. Так, как бомбили немцы ее этот месяц, чтобы ее уничтожить, надо бомбить не один год.
Да здравствует Москва! Какой прелестный город.
Привет, целую.
Папа


21 сент. 41 г.
из г. Нарофоминска Московской области
в Котельнич, ул. Советская, дом 86
Я дневальный. Сторожу красноармейские куртки, которые сохнут на солнце. Из этого ты можешь уже сообразить, что я мобилизован. Уже неделя, как я красноармеец. Ничего, миленький, красноармеец как все.
Учись, дорогой мой, пока еще можно учиться. Я думаю даже, что не надо забывать английский язык.
Владимир Иванович давно уже эвакуирован, он уезжал один и переносил все довольно мужественно. Адрес его: гор.Чистополь, Татарской АССР, ул. Льва Толстого дом 61 кв 2, Владимиру Ивановичу Смирнову. Напиши ему письмо крупными печатными буквами и нарисуй что-нибудь. Он, хотя ему нет и 6 лет, прочтет сам. Прочтет сам и даже сам ответит. Целую тебя, дорогой сын. Привет всем Халтуриным. Папа.


2 ноября 1941
Из Ташино
В Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Дорогой сын. Отец твой пока устойчиво жив и здоров. Вчера совершил первый самостоятельный пробег на мотоцикле по плохой дороге, правда, всего километра на два. По совести говоря, езжу пока плохо, а машину совсем не сумею починить. Думаю, что ты бы оказался способнее меня. Целую тебя. Привет маме и всем. Пиши чаще, а то уедем отсюда и писать будет некуда. Что с Левой и с мамой? Как вы там живете? Я на днях получил свое первое красноармейское жалование: 11 рублей 50 копеек.


9 ноября 1941
Из Ташино, Горьковской области
В г. Котельнич, ул Советская, дом 86.
Вот и праздник прошел.
Мой дорогой милый сын. По-прежнему вполне здоров. Много времени провожу на свежем воздухе, на аппетит пожаловаться не могу. Мне кажется даже, что становлюсь сильнее и здоровее. Жду с нетерпением письма от тебя. Пробуду здесь еще наверно недели две-три и дождусь.
Бесконечно жалею, что не приехал в Котельнич и не повидался с тобой. Напиши Вовке - он маленький и слабенький, ему приходится тяжелее всех. Помни, что он твой брат. Если умру - живите дружно, как с Лёвой. Адрес его - гор.Чистополь, Татарской АССР, ул. Льва Толстого, д.61, кв. 2
Папа


23 ноября 1941, воскресенье.
Из Ташино
В г. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Дорогой сын, вчера поздно вечером получил твою открытку. Сегодня воскресенье, у нас за этот месяц - первый день отдыха и у меня есть возможность тебе ответить.
Сегодня мы выпускаем стенную газету, коей я есть ответственный редактор, я сижу в Доме Советов, в комнате, в которой кроме меня только десяток человек и я чувствую себя удивительно просторно. Надо сказать тебе, что живем мы в бывшем клубе, спим в три этажа и в нашей казарме более тесно, чем в ленинградском трамвае. По-прежнему занимаемся с раннего утра до позднего вечера, главным образом на свежем воздухе. Воздух этот, как ты сам понимаешь, стал чересчур свеж для моих старых костей. Но особенно от холода я не страдаю, хотя и хожу в старой шинели, продутой всеми ветрами. Анна Константиновна мне подарила печатки, Борис Грозевский - варежки, здесь выдали кожаные перчатки, так что руки мои вполне обеспечены.
У меня скопилось четыре пары шерстяных носок, выдали здесь теплые портянки, так что и ноги мои в порядке. Взял я с собой и пару теплого белья. А собственно, больше солдату ничего и не надо.
О валенках не стоит и мечтать, может быть, их выдадут на фронте, когда будут сильные морозы.
Это я пишу к тому, что посылать мне ничего не надо. Не стоит об этом и беспокоиться, ни маме, ни тебе.
Кормят вполне достаточно, совсем не вкусно и не так уж много, но мне теперь хватает. Выдают на день 750 граммов хлеба, я их съедаю все. Утром и вечером дают что-нибудь жидкое, обед из двух блюд. Я неприхотлив к пище, ем мало к счастью. Так что мой разросшийся от ходьбы и свежего воздуха аппетит все-таки в общем удовлетворяется.
Милый мой, ты спрашиваешь, сколько я здесь пробуду, даже давал телеграмму, которую я не получил. На телеграммы денег не стоит тратить, как видишь, они ходят медленнее пи-сем.
Миленький, я не знаю, когда отсюда уеду, может быть, через две недели, м.б. через два часа. "Мечте" твоей повидаться сейчас со мной так и суждено остаться мечтой. Ехать сейчас так трудно, свидание будет таким кратковременным, обратный путь таким длинным, что я должен тебя предостеречь от этого трудного, долгого путешествия с возможностью не застать меня здесь.
Что Лия, где она, пишет ли что-нибудь, и когда было последнее письмо?
Наше же свидание зависит сейчас от судьбы. Хочется верить, что мы еще увидимся и поживем на славу, мой дорогой мальчик.
Моя мотоциклетная карьера, кажется, кончилась. В походе я налетел на телеграфный столб, "послал телеграмму в Москву", как шутили ребята. Никто при этом не пострадал, ни я, ни пассажиры, ни машина, если не считать того, что немного прогнута коляска. Но я поставил вопрос о целесообразности моего пребывания в мотоциклистах, потому что руки не очень тверды, а нервы не очень крепки.
Мне даже жалко, п.ч. я за эти два месяца кое-чему научился, хотя починить машину мне совсем не суметь. Но старость - не радость и учиться зимой на скользкой обледенелой дороге довольно трудно. Но это маленькое огорчение и я его как-нибудь перенесу.
Целую тебя, мой мальчик. Целую маму. Привет папе .
Твой ПАПА
P.S. А всё-таки хорошо в лесу зимой у костра. Жалко, что без тебя. Миленький, я люблю тебя больше всех на свете!


30 ноября 1941.
Из Ташино
В г. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Милый сын!
Сегодня воскресенье, единственный, кажется, день, когда есть время написать тебе письмо. А думаю я о тебе, сынок, всё время, и во время занятий, и во время обеда. Жизнь по-прежнему однообразная. Изучение оружия в клубе, тактические занятия в лесу, езда на мотоциклах, полит-занятия и т.д. Не скажу, чтобы я стал намного образованнее, но кое-что я знаю и кое-что умею. Но, чтобы стать настоящим бойцом, многому еще надо научиться. Труднее всего мне дается материальная часть мотоцикла. Ты, конечно, усвоил бы все лучше и быстрее.
Устаю до того, что на уроках иногда засыпаю. Представляешь себе сорокалетнего отца, который спит на занятиях?… Твое беспокойство обо мне меня трогает. От Анны Константиновны получил открытку, где она пишет, что ты ее запрашивал. Анна Конст. - последний дорогой для меня человек, которого я видел перед отправкой сюда.
Думаю, что курс нашего обучения кончается. Скоро мы даем присягу и тогда будем настоящими уже красноармейцами и, вероятно, переменим место жительства.
Может быть, что ответ на это письмо от тебя мне уже не удастся получить. Хотя ты, милый сын, пиши, не только ответы на мои письма, а гораздо чаще. Вдруг какое-нибудь письмо меня и поймает.
Очень беспокоюсь о тебе, о Леве, о Лии, не говоря уже о Владимире Ивановиче, о котором я здесь не имею никаких вестей. Миленький, как вы там живете? Здесь, в дебрях Горьковской области, всё так дорого, цены на всё так бешено растут, что я очень боюсь за вас, как вы там проживете. Живи, мой милый мальчик, не теряй зря времени, учись. Не забывай английский язык. Это очень важно в жизни. Мне трудно было жить без знания хотя бы одного иностранного языка. Хорошо, если бы научился что-нибудь делать руками - столярничать, переплетать книги, что ли? Не теряй времени и крепись! Привет папе.
Целую тебя, дорогой мой.
ПАПА


21-28 декабря 1941
Из Ташино
В гор. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Дорогой мой Талик!
Вот уже конец 1941 года, который натворил столько бед для всех нас.
Поздравляю тебя с Новым годом! Желаю тебе увидеться в новом году и с мамой и с папой и с Левой. Скорее всего, пожалуй, ты увидишь маму. Я надеюсь, что Ленинград освободят, сообщение на Восток будет открыто и мама приедет в Котельнич. Война затягивается, и когда мы с Левой сможем тебя увидеть - один бог знает. А так как бога нет, то не знает никто. Жизнь моя течет по-прежнему. Никаких изменений пока не произошло, хотя они и предвидятся в ближайшем будущем. Новый год я, очевидно, встречу еще здесь.
Жизнь пока довольно однообразна. Встаем в 6 часов утра по сигналу. В пять минут надо одеться и быть вполне готовым. Сейчас я успеваю, потому что мне выдали сапоги, а то раньше очень долго возился с обмотками. Выбегаем без шинелей на улицу, делаем физ-культ-зарядку или просто бегаем. Умываемся на дворе из крана. Потом - завтрак, что-нибудь весьма жидкое. Я радуюсь, когда дают гороховый суп, это моё любимое кушанье. С 8 ч. до 2-х - занятия. Это либо тактика в лесу, в поле, либо полит-занятия или изучение материальной части оружия в помещении. В последнем случае все радуются. Так приятно сидеть в помещении, когда на улице мороз.
В лесу снег выше колен, он нагло залезает в сапоги, брюки промокают. Но в общем все это пока не так страшно. Морозы еще терпимы. С двух до четырех обед. Стоим с котелками в очереди у кухни, едим в зрительном зале на стульях.
После обеда - опять занятия до 6 часов. Потом - чистка оружия. Винтовка у меня теперь есть и я чищу ее довольно аккуратно. Стреляю из нее хуже. Лучше стреляю из ППШ, пистолет-пулемет системы Шпитального, довольно грубое и простое, но очень эффективное оружие.
Представь себе теплушку громадных размеров с нарами в три этажа - вот и будет помещение, в котором мы живем. Обстановка довольно колоритная, достойная более широкого и красочного описания. Вечером так называемые часы «самоподготовки», когда вся рота забирается на нары третьего этажа. Потом ужин, тоже что-нибудь весьма жидкое, потом - поверка и долгожданный отбой. Тогда я забираюсь на свой третий этаж и заваливаюсь спать.
Вот так проходит день с теми или другими вариациями. Часто ходим в наряд. Это либо стоять часовым, либо чистить картошку двадцать четыре часа. На кухне иногда бывают работы "земляные" или "дровяные", т.е. копать землянки для складов, или грузить дрова, тес или лес.
В смысле философии жизни я здесь многому научился. Военному же делу не так уж сильно. На мотоциклах мы сейчас не катаемся - мешают снег и мороз.
Вот, мой миленький, такая моя жизнь. Привет и поцелуй! Поздравь с Новым годом папу, маму, и всех людей, с которыми ты живешь.
ПАПА


10 января 1942
Из Ташино
В гор. Котельнич, Кировской обл. ул. Советская, дом 86.
Дорогой Талик, я пишу тебе обломком карандаша на уроке, потому что выходных дней у нас нет и писать действительно некогда. Получил твою поздравительную телеграмму и открытку. Спасибо за них. Каждое письмо здесь является радостью. Между тем, ты единственный мой постоянный корреспондент.
Пиши чаще, мой друг, пиши обо всем, что тебя волнует. Если нам не удастся в ближайшее время поговорить, то мы можем "разговаривать" в письмах. Это несколько замедленный разговор, п.ч. письма идут долго, но с этой неизбежностью можно как-нибудь примириться.
Я давно хотел тебе посоветовать вести дневник. Время, которое мы переживаем, исключительно интересное время, это действительно историческая эпоха, о которой будут писать, которую будут тщательно изучать, о которой будут вспоминать, все кто останется жив.
Ты не на фронте, дорогой сын, ты не участник войны. Но интересное не только на фронте. Все, что видит и переживает человек в нынешнее время исключительно интересно.
Ты не в Ленинграде, ты был в Малой Вишере, ты тоже в какой-то мере жертва войны, ты уже многое пережил. Пиши о том, что ты видишь, что переживаешь. Заведи тетрадь, вкладывай туда письма, которые ты получаешь.
Это полезно и тебе, п.ч. научит тебя выделять из мелочей жизни главное, основное, характерное.
Представь себе, с каким интересом ты будешь перечитывать такой дневник через несколько лет. Послушайся, мой дорогой, старого отца, и начни вести дневник. С непривычки это будет трудно и как-то неловко, но потом постепенно ты научишься вести разговор с самим собой.
11 янв. воскресенье
Сижу в парт-кабинете, выпускаю стенгазету. Надежда увидеться, на которую я намекал тебе - это надежда перейти от стенгазеты во фронтовую или армейскую газету. Фадеев справлялся обо мне и сказал, что я пригодился бы для фронтовой газеты.
Но улита едет, когда то будет. Да и у Фадеева не я один, он другим занят, может позабыть обо мне и т.д. Я подал заявление о приеме в Союз писателей, не знаю, что из этого выйдет. Все идет медленно и трудно, потому что Фадеев в одном месте, Союз писателей - в другом, ПУР - в третьем. Да и где они все - я не знаю. А я пригвожден к одному месту и выехать никуда не могу. Так что надежда далекая и не очень определенная.
Привет папе. Целую
ПАПА 16/I


1 февраля 42 г.
В Котельнич ул. Советская 86.
Дорогой сын, единственная у меня просьба к тебе пиши чаще. Пиши обо все, что тебя волнует и интересует, пиши обо всем, что с тобой происходит, пиши, наконец, пустяки, но пиши чаще. Ко всем моим заботам незачем прибавлять новую - беспокоиться, почему нет от тебя писем. Вечером, когда приходишь в казарму усталый, в часы «самоподготовки», когда читают на нарах третьего этажа какой-нибудь устав или об устройстве пулемета, происходит таинственный момент - дневальный или дежурный по роте приносит свежую почту и выкрикивает фамилии счастливцев, получивших письма с родины. Получить здесь письмо такая радость, что трудно и представить. И очень обидно, когда долго нет писем! Не забывай, что ты мой единственный постоянный корреспондент.
По слухам, мы пробудем здесь месяца два. Так что - пиши, пиши и пиши!
Я окончательно, приказом, переведен из мотоциклистов в пулеметчики. Лучше это или хуже - не знаю. Буду ли я переведен в журналисты - об этом ни слуху, ни духу. Вчера после долгого перерыва (из-за погоды) катался на мотоцикле. Все-таки очень хорошая машина.
Целую тебя мой миленький и ненаглядный. Твой папа. Привет папе (моему).
Дорогой мой, ответь Мих.Вас.Муратову. Это очень хороший человек. В дни твоего детства мы у него бывали, но это было так давно, что ты позабыл, а он тебя хорошо помнит, всегда справлялся о тебе. Это человек исключительного мужества. Он пролежал три года, прикованный к постели и за эти три года никто не слышал от него ни одной жалобы. Я хотел бы, чтобы мои друзья знали тебя и чтобы ты знал моих друзей. Их не так уж много.
Милый мой, ты вырос уже большой, а я все еще представляю тебя маленьким, мне хочется купать тебя, мыть, кормить, испытать все радости отцовства, которыми не насладился в твоем детстве. Родной мой, никогда я не любил тебя так горячо, как сейчас, хотя я всегда любил тебя, я теперь всегда думаю о тебе, мой родной и любимый. Папа.


5 февраля 1942
Из Ташино
В гор. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Дорогой мальчик, получил на днях твою открытку и очень обрадовался ей. Мих. Вас. Муратов пишет также, что он получил от тебя письмо.
Погода здесь еще холодная. "Главные" морозы, очевидно, прошли, а остались не главные, но очень трескучие. Днем тепло, иногда даже совсем весеннее солнце, а ночью крещенский мороз. А нам приходится иногда стоять на часах и ночью. Но, в общем, я оказался очень "морозоустойчивым", и теперь надеюсь дожить в полном благополучии до теплых весенних деньков.
Рад, что трудности на тебя действуют, как и на меня одинаково - закаляют. Рад, что ты ни разу не болел. Я тоже до сих пор держусь вполне "безболезненно". Даже зубы мои, гнилые насквозь, держатся нейтралитета и решили, очевидно, временно не давать о себе знать. Я уверен, что если бы жил в Москве и вполне благополучно, то наверняка болел бы несколько раз. В последнее время перед армией у меня была склонность к этому.
Рад, что ты пилишь и рубишь дрова. Надо сказать, что это и я очень люблю. Наклонность, очевидно, наследственная. Закаляйся, дорогой мой.
Очень тяжело в сорок лет чувствовать свое бессилие. Очевидно, мне и раньше надо было жить иначе - больше заниматься физическим трудом. Но я плохо верю в физические упражнения и в прогулки для моциона, которые заставляла делать Лия. Надо вести здоровый образ жизни.. По-моему и колхозная работа тоже поможет тебе закалить себя. И колка дров лучше всякой гимнастики. Пусть папа заставляет тебя больше работать.
Дневник вести всё же надо. Потом ты очень будешь жалеть, что не вел его. Я рад, что ты сам думал об этом. Если дело только в бумаге, то мы как-нибудь эту бумажную проблему разрешим. У меня в Москве столько бумаги! Но, увы, она в Москве и как переслать её - не знаю. Но неразрешимых проблем нет, мы как-нибудь ликвидируем твой бумажный голод.
Дорогой мой, можешь меня поздравить! В Чистополе, куда эвакуировались писатели, Правление Союза приняло меня в члены Союза писателей. Теперь их постановление пошло на утверждение в Москву. Думаю, что в Москве этому делу не будут чинить препон и препятствий.
Так что моя «надежда» становится сейчас официальным делом, во всяком случае, сделан первый шаг к ее осуществлению. Всё это будет не скоро, но дело пойдет медленным и бюрократическим путем и есть надежда что когда-нибудь оно разрешится. Без вступления в Союз никакого другого пути попасть на работу в газету не было. Первый шаг сделан. Через месяц, другой, может быть, будет сделан и второй.
Меня самого вступление в Союз не очень радует. Я смотрю на это, как на полученный аванс, который еще надо отработать. Но я никогда не жил на авансы, я их отрабатывал. Заработаю я со временем и писательское звание. В долгу перед литературой не останусь. Именно сейчас мне очень хочется писать. Господи! Каким я был лентяем в прошлой жизни. И не только лентяем, это бы еще можно было простить. Но я проявил к литературе такую робость, так боялся самой возможности печататься, что просто удивительно даже, что я все таки кое-что успел напечатать.
До свиданья, мой дорогой друг. Мне хочется писать тебе целые трактаты о дружбе, о любви, о своем детстве, о литературе. Хочется рассказать тебе кое-что о себе, разрешить кое-какие проблемы, касающиеся нас. Мыслей много, но возможностей их записать мало.
Как только будет время - напишу письмо тебе, маме и папе.
До свидания, дорогой мальчик. Хочется верить, что мы еще увидимся. Обнимаю тебя.
Привет Лине, маме, папе и всем, кто о тебе заботится.
ПАПА


18 февраля 1942
Из Ташино
В г. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Родной мой, получил две твои открытки от 11/II февраля, спасибо за память. Ты по-прежнему остаешься моим самым надежным корреспондентом и это меня радует.
Наступил февраль с вьюгами, буранами, метелями, снежными заносами, да еще такими, что сюда четыре дня не мог прийти поезд. Эти четыре дня мы сидели без писем.
Сейчас веселое, почти весеннее солнце. Оно не только светит, но даже греет. У нас выстроили новую столовую. Раньше мы обедали либо в клубе, либо в казарме из котелков. Сейчас мы культурно сидим за столами, кушаем из тарелок. И сейчас мы уже не бежим из столовой прямо в казарму, а греемся на солнышке в одних гимнастерках.
Стало заметно светлее: день очень прибавился. Мы встаем по-прежнему в 6 утра. Бежать раньше на зарядку и умываться приходилось в абсолютной темноте. В темноте же мы выходили и на занятия в 8 утра. Теперь, когда мы строимся на занятия, совсем светло.
У всякого положения есть свои преимущества. В Москве я бы не заметил этой перемены. Теперь я понимаю моего покойного друга Бориса Степановича Житкова, у которого самым крупным праздником был день весеннего равноденствия.
Миленький, пиши мне. Мы не знаем, сколько нам суждено жить, каждое письмо может быть последним и потом кто-нибудь из нас будет жалеть, что оно не было написано. Если я куда-нибудь поеду, я непременно и немедленно тебе напишу. Так что пусть не смущает тебя неизвестность, сколько я здесь проживу. Может быть и очень долго, до дня моего рождения.
Мне очень хочется повидаться с тобой. Но дедушка прав: ехать тебе сюда нельзя, очень хлопотно. Да и здесь условия такие, что видеться можно было бы очень редко и не знаю, хватило ли бы у меня сил расстаться с тобой. Поэтому сиди, мой мышонок, в Котельниче. Может быть, судьба смилостивится и подарит нам встречу в более благоприятных условиях. Скажи папе, что я вечный должник перед ним за тебя. Скажи, что я благодарю его за это и буду вечно помнить. Посылаю тебе, мой мальчик, бумаги на ответное письмо. Целую тебя, мой дорогой. Привет всем, кто тебя любит.
ПАПА
Очень прошу тебя: сдай хорошо экзамены, особенно по немецкому языку.


1 марта 1942
Из Ташино
В гор. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Родной мой, поздравляю тебя с праздником! Вот ты и с мамой! Я рад за тебя и за неё, не знаю уж за кого больше радоваться. Бедная мама! Досталось таки ей! Бедный мальчик! Как ты за неё исстрадался! Но теперь вы оба богатые, потому что вы вместе. А я хороший предсказатель - помнишь, как только началось наше наступление, я написал тебе, что первое твое свидание будет с мамой.
Где бы вы ни жили, в Вятке, Котельниче или Яранске, вам будет легче, потому что жить с мамой лучше, чем без мамы и потому что жить с сыном лучше, чем без сына, как бы тяжела жизнь ни была. Жизнь оказалась такова, что институт семьи, казавшийся многим устаревшим, вновь окреп и упрочился. Самыми верными связями оказались семейные связи. Так все вы прошли через дедушкин дом, пользовались его гостеприимством. А думали ли мы о дедушке раньше, заботились ли о нем, помогали ли ему?
Этот жизненный урок не надо забывать.
8 марта 1942
Прошлое воскресенье оказалось каким-то суматошным и я не смог кончить письмо. Продолжение его пишу через неделю. За это время я получил еще одно твое письмо.
Спасибо!
Жизнь моя прежняя, без изменений, однообразная. Писать о ней почти нечего: нового ничего нет. Скоро, вероятно, придется переменить место жительства. Пиши чаще, пользуйся последней возможностью.
Получил письма от Анны Константиновны, от Мих. Васильевича. Рувим Фраерман и Корней Чуковский пишут, что они дали мне рекомендации в Союз писателей. Очевидно, скоро меня утвердят в Москве и я буду членом Союза писателей. Удастся ли перейти во фронтовую газету - не знаю, слишком уж все медленно делается, да и кандидатов из Союза писателей слишком много, кроме меня.
Вот и опять, мой мальчик, мне не удалось написать настоящего письма. Целый вечер читал роте газеты, рассказы из журнала "Красноармеец". А сейчас уже отбой - пора ложиться спать.
Большой привет маме - пишу ей отдельно.
Целую тебя, дорогой мой.
ПАПА


25 марта 1942
Из Ташино
В г. Котельнич, Кировской обл. ул Советская, дом 86.
Дорогой милый Талик
Писать мне действительно некогда. Расписание наше составлено так, что с 6 часов утра до 11 вечера передохнуть некогда, не то что письмо написать. Раньше были свободными воскресенья - я уходил в Райком партии и там между другими делами в тишине писал письма. В городе, говорят, тиф и теперь нас никуда за забор не пускают. Так что написать письмо, да еще большое, в самом деле трудно.
В последнее время у нас было много тактических занятий, это утомительные походы - взвод в обороне и взвод в наступлении, - с короткими перебежками по глубокому снегу, с ползанием по пластунски и т.д.
Приходилось немало работать - чистить от снега мотодром и стрельбище, пилить деревья в лесу и пр. Мне приходилось иногда и тяжко, но работу я люблю и не избегаю её. Ем я по-прежнему с таким аппетитом, какого у меня никогда не было. Все те простые невзыскательные блюда, которые здесь готовят для нас, кажутся великолепными произведениями кулинарного искусства. Никакие конфеты, никакой шоколад не идут в сравнение с тем кусочком сахару, который мы получаем по вечерам. А как вкусна корочка хлеба, которую специально оставляешь, чтобы насладиться ею после обеда. Никогда не знал, что еда может доставлять человеку такое удовольствие.
Это потому, что кормят нас здесь по латинской пословице: хороший обед такой, после которого хочется есть. Пословицу эту создали пресыщенные римляне, которые умели по-кушать.
Моисей когда-то дал человечеству десять заповедей. Среди них он позабыл одну, кажется, самую существенную - не пресыщайся. Пресыщенные люди каждое удовольствие превращают в несчастье для себя. Это относится не только к пище, одежде, жилищу, не только к жизни материальной, но и интеллектуальной. Например, пресыщение чтением одно из самых вредных. Надо уметь сохранить до старости способность читать, как ребенок. Это великое искусство. Книг стало так много, большинство их так бездарно, что я сделал бы книги нормированным продуктом и ввел бы на чтение карточки. Тогда люди поняли бы ценность литературы, ощутили бы ее вкус и запах, приобрели настоящий аппетит к ней, сохранили бы свежесть чувства и непосредственность восприятия. Человек, который много и без разбора читает, похож на запойного пьяницу, он отравлен чтением, как тот водкой. Он горькое принимает за сладкое, он читает как алкоголик, без меры, запойно, так что в голове остается дурь и туман, а во рту горечь.
Жаль, что у меня нет времени развить эти мысли. Может быть ты когда-нибудь их расшифруешь. Прекращаю этот трактат, чтобы вернуться к действительной жизни. Все реальные признаки, что мы отправляемся в путешествие - налицо. Писать сюда, пожалуй, уже нет смысла. Я же сейчас писать тебе буду чаще, постараюсь через день. Леве я писал, но ответа не получил; рад, что он стал адъютантом, это все-таки легче. Надеюсь, что когда-нибудь и я найду свое настоящее место в армии - оно, по-моему, все-таки в газете.
Целую тебя, мой дорогой мой и изо всех сил постараюсь писать чаще.
Привет маме, папе и всем Халтуриным. Очень хочется со всеми вами встретиться. Но пока об этом и мечтать рано. Придет ли тот счастливый день, когда мы будем есть мамины пельмени за семейным столом?
Прилагаю письмо маме, передай или перешли.
Прощай, мой дорогой мальчик.

<< 1960, 1964 гг, Вере Васильевне Смирновой.Татьяна Раутиан - ПАРАЛЛЕЛИ СХОДЯТСЯ>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:
Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея
(c) 2008-2012. Контактная информация