Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

Верный друг КОРНЕЕВНА. Письма Ивану Халтурину


9 дек 1950
в больницу Боткина

Милый Ваня
Я уже на ногах и мечтала увидеть тебя в воскресенье, но у тебя дорогой гость - Талик <Виталий Халтурин> - и я не стану мешать. Попробую просочиться в среду.

Я уже здорова и каждый день езжу в Ленинскую, чтобы поправлять книжку. Поправки незначительные, но сама не знаю почему, они мне трудны, трудны, трудны и я исполняю свои уроки как тяжкую повинность. От бесконечных снотворных я всё время испытываю тяжесть, смятость мыслей - и то гляжу в окно, то рассматриваю соседа вместо того, чтобы писать. С трудом одолеваю себя и чувствую, что копаться буду без конца, хотя сделать эти поправки - единственный способ заслужить рай: Малеевку.
Боже мой, неужели я никогда не поеду туда? А там уже лес в снегу и так хорошо вернувшись с мороза сесть в горячую ванну. А там я каждый день хожу в березовую рощу - она каждый день другая. но каждый день - счастье.

Ну вот, кажется всё про себя.
Читать я стала меньше п.ч. уже не лежу. Но все-таки прочла несколько новых томов Толстого - письма и дневники - и сделала выписки.
Что это был за прелестный человек в молодости, горячий, растущий во все стороны и счастливый. (Думал ли ты когда-нибудь: Казаков и Войну и Мир мог написать только счастливый человек?) Когда-нибудь я тебе достану письма Толстого к Александре Андреевне - его двоюродной тетке, которую он называл бабушкой и ужасно любил. Он бродит по Швейцарии и пишет ей сумасбродные письма. И каждое слово пахнет счастьем и молодостью, как будто он не человек, а дерево или река. А в дневниках поздних лет мне как подарки были его отзывы о Герцене. (Я так люблю Александра Ивановича, что похвалы ему нагло принимаю на свой счет. Ты только прочти: "Читая Герцена", "С того берега" и восхищайся. Следовало бы написать о нём, чтобы люди нашего времени понимали его. Наша интеллигенция так опустилась, что уже не в состоянии сама понять его. Он уже сам дает своих читателей впереди. И далеко над головами теперешней толпы передает свои мысли тем, которые будут в состоянии понять их.
Каково?
Много Толстой думал и о моих декабристах. Всё собирался писать о них, даже в последние годы, хотя нельзя сказать, чтобы они были образцами непротивления злу насилием...

Нынче думал о Николае, об его невежестве и самоуверенности и о том, что люди с низшей духовной силой могут влиять и даже руководить высшей. Но это только до тех пор, пока сила духовная которой они руководят, находится в процессе возвышения и не достигла высшей степени, на которой она могущественнее всего.

Хочется писать декабристов.
А я не думаю, что он их понимал. В них было вино, ему чужое. Недаром он начал писать о возвращенных, примирившихся, христианских. Зато Николая он видел насквозь (помнишь, в Ходжи Мурате)?
Ну, милый друг, целую тебя крепко в круглую бритую голову. До скорого свидания. Ты кажется хотел знать мой адрес? Вот он: Центр, ул.Горького, 6 корп 1, кв 89.
Но пока тебе трудно - не пиши, хотя меня ужасно обрадовала бы каждая твоя строчка.
Л. 9/XII 50

29 дек 1950
В больницу им.Боткина, корп.7а, палата 1

Милый Ваня, вот тебе еще письмецо для коллекции. чтобы удобно было распускать письма веером.
Я всё думаю: кто была та таинственная незнакомка, которую ты предпочел мне? Делать сцены в больнице невозможно; однако сцена обеспечена тебе дома, п.ч. я заботливо сообщила о незнакомке - Вере Васильевне.

Вот уже два дня я занята приятным делом. Хожу по Историческому и Литературному музею, подбираю виды Сибири для воспроизведения в будущей книге. Рецензии Тарле еще нет, принятие не объявлено, а мне морочат голову с иллюстрациями. Я готова; но как-то не уверена, что хлопочу не зря. Тарле почему-то молчит и я тревожусь. однако набрала с большим удовольствием виды Енисея, Амура, Лены начала XIX века и портреты декабристов работы Бестужева.

Издательство уже посылало фотографа к Зильберштейну, а завтра пошлет в оба музея... А Тарле молчит. Что-то будет.

Читаю письма Толстого к жене и к Черткову. К жене читать бросила: скучно, нудно, пусто. "Милая Соня. Надеюсь ты доехала хорошо. Главное, голубушка, не уставай и не волнуйся. Я здоров, только изжога и печень. Я хотел бы не ехать к тебе т.к. работаю. Но если ты хочешь - приеду. Будь здорова физически и духовно." Два толстых тома Исключение - первые два письма, письмо о Танееве, и последнее. А то всё "желудок", "печень" и "будь здорова".

Письма же к Черткову (мне все равно, какой он был) свободные, живые, богатые, очень откровенные, во весь голос. Там - сдержанно, обдуманно, сухо. Здесь - жизнь в каждом слове. Письма к С.А. - будто человек пробует двигать ногой, а она онемела, парализована.

Вот как, милый друг. Поздравляю тебя с Новым Годом, с новой половинкой века - и еще с тем, что XXI века мы не увидим. Целую тебя и жму руку, старый милый Ваня. Желаю здоровья, хороших людей и хороших книг.
Лида.

31 дек 1950
В больницу Боткина, корп.7а, палата 1

Милый Ваня
Очень хотела на тебя бедного дорогого посмотреть и потрогать за ручку. Но по слепоте своей я из окна ничего не увижу, боюсь посылать улыбки мимо. И потому я жду, когда тебе станет получше и когда в больнице кончится карантин. Тогда хочешь не хочешь, приду хоть ненадолго.

Вера Васильевна так добра, что терпеливо отвечает на мои расспросы и потому я в курсе всех твоих головных, легочных, реберных и даже бритвенных дел. Страшно думать о ночах и днях, перенесенных тобою, но теперь ведь с каждым часом будет не хуже, а лучше, и скоро ты уже вырвешься из больницы. (Для меня всегда больница была тяжелее самой болезни).

Ванечка, все о тебе помнят, спрашивают и любят тебя и гневаются на бешеный транспорт. Новостей особых нет никаких - всё у нас помаленьку - невесело, а терпеть можно. На улице весна, то-есть холод нового качества, сосульки, деятельность дворников и желтые цветы по безумной цене. Александра Иосифовна, Тамара Григорьевна и Корней Иванович тебе кланяются.

Поправляйся, будь умницей, слушайся доктора и Веру Васильевну и - да хранит тебя бог. Я скоро приеду.
Лида.

30 янв 1951
в больницу Боткина

Милый Ваня,
я слышала, ты уже человек - поднимаешься на десятую ступеньку.Неужели без одышки? Тогда совсем молодец.
Жаль только что тебя до сих пор не выпускают на воздух. Ну, ничего, скоро мы вместе побродим по Малеевке, Я так туда хочу, что не верю возможности этого чуда и счастья. Подала заявление и теперь жду - не стрясется ли что нибудь новое плохое. Сейчас там Люша и пробудет до 6/II. У неё неприятности: получила тройку по физике. Это значит - 5 месяцев без стипендии. Я её всячески утешала, но утешить не могла. Она перестала спать от огорчения и убедить её, что огорчаться не стоит - невозможно п.ч. я одна - и всё против меня. Представь себе, у них на курсе девочка, хорошая ученица, получила по физике двойку и умерла: сделался сердечный припадок и её не успели довезти до больницы. 19 лет! Надеюсь на Люшино легкомыслие, на Малеевские коньки и лыжи.

У меня опять был грипп, тянулся дней 12 и вымотал душу. Я лежала и злилась, п.ч. множенство дел необходимо кончить, а тут - лежи. Надо "выбегать" курортную карту, надо достать фланель на халат надо написать о Житкове для БСЭ, надо ходить в Литфонд, надо просить деньги - а тут эта идиотская болезнь. Но зато теперь я бегаю, высунув язык. Хочу ехать 10-го, не знаю, удастся ли.
Ну, до скорого свидания. Буль терпелив и осторожен - смело шагай, если не по стезе добродетели, то хоть по лестнице вверх. Цулую тебя
Лида.

15 янв 1952
в больницу Боткина

Милый Ваня
Тороплюсь сообщить тебе пренеприятную новость: твой Овцын вовсе не Овцын. Мне это сказал за верное Тренев.
Он утверждает, что на портрете, помещенном в книге Муратова изображен красавец не XVIII, а XIX века: и прическа не та и костюм не тот.
А жаль. Очень уж глазаст и хорош. Душечка. Тамару я не видала, даже по телефону не видала. Сусанна беснуется. Серафиме Густавовне лучше: боли не такие сильные и она хоть и согнувшись, а встает с постели. Но до здоровья, конечно, еще далеко.
Как бы хорошо проснуться однажды утром - и чтобы все оказались здоровы, И ты. Чтобы ни у кого ничего не болело, гемоглобину чтоб было 80 и РОЭ сколько надо и давление какое-то не низкое и не высокое и чтобы все научились спать без снотворного. Лег и заснул.
Я ничего не читаю и потому пуста и глупа. Целую тебя крепко.
Л.

5/IV 1968 Москва
В ин-т кардиологии

Ваничка, дорогой друг, посылаю тебе вид Монмартра, чтобы напомнить о его существовании. И о своем заодно. Что это ты взялся болеть и болеешь целую зиму?
А все-таки я рада Тусиной книге и твое пророчество не сбылось. Мы все успели её увидеть. Рисунки мерзкие и совершенно противоречат тексту, п.ч. текст - сама подлинность, а рисунки - стилизация... Но ведь на расстоянии не углядишь, да и Детгиз был бы не лучше. А книга вышла! Вот...
Алексей Иванович <Пантелеев> в Комарове, пишет о Горьком, прислал мне кусок. Правдиво до неистовства. Шура тяжело и беспросветно болеет и плачет в телефон и я тоже плачу. Ваничка, поправляйся скорее и едем хоть не на Монмартр, но в Переделкино. Целую тебя. Льву Зинов. <Копелеву> привет. Лида


Иван Игнатьевич скончался в 1969 году, и Лидия Корнеевна перенесла свою теплую дружбу на его сына, Виталия (Талика). Приезжая изредка в Москву из Средней Азии, из своей экспедиции, он приходил к ней. И она откладывала все свои неотложные дела, чтобы пообщаться с ним.

Записка
Через 10 лет после смерти отца Виталий нашел в его архиве надежно спрятанный документ: "Записку". Просьбу Марины Цветаевой, чтоб её взяли на работу. Судомойкой. В писательскую столовую.
Лидия Корнеевна - единственный человек, который мог опубликовать этот документ. В первый же приезд в Москву Виталий пришел в ней и отдал записку.
Видимо, именно тогда она подарила ему свою книгу "Памяти детства" (Воспоминания о Корнее Чуковском) с вот такой надписью:

Дорогой Талик,
Хороший человек,
Сын Вани,
Отец Вани,
Отец и дед,
Которого я, древняя бабка,
всегда помню и всегда люблю.
Дарю Вам эту книгу.
Л.Ч.
21/V 89

<< Про ВЫШЕСЛАВЦЕВЫХФиз-фак>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:

Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея

(c) 2008-2012. Контактная информация