Home
News
Links
Guestbook
Contact me
Gallery

Иван Халтурин. Как Дерсу пришел к детям

Иван Халтурин. Как Дерсу пришел к детям : Из записок редактора // Детская литература. — 1966. — № 2. — С.20-23.


Ранним осенним утром 1928 года я шел на свидание со знаменитым охотником и путешественником, приехавшим из дебрей Уссурийского края.

Я так упорно представлял себе этого человека в походном снаряжении – с рюкзаком за спиною и ружьем в руках, что был готов увидеть его чуть не носящим тигровую шкуру. Но встретил меня человек в самом обыкновенном пиджаке. Моложавый для своих пятидесяти шести лет, подтянутый, с офицерской выправкой, которую не скроет никакой штатский костюм, бритый, он показался мне похожим на англичанина.

Это была Владимир Клавдиевич Арсеньев, исследователь Дальнего Востока, путешественник, ученый и писатель. Я прочел его книгу «В дебрях Уссурийского края» и теперь пришел к автору с предложением переработать ее для детей.
Книга Арсеньева захватила меня не только поэтическими картинами природы, не только образом охотника и следопыта Дерсу, но и тем, что ее писал человек горячего сердца, большой души.

В детстве я прошел как-то мимо книг Купера и Майн-Рида, властителей дум тогдашних подростков. Но все, что оставалось во мне мальчишеского, приветствовало книгу Арсеньева. Действие ее происходило не в пампасах Америки, а в моей родной стране, на дальнем, но все же на «нашенском» востоке, ее населяли тоже смелые охотники-звероловы, с ними случались и приключения, и за всем этим чувствовалась живая жизнь.

Автор сидел сейчас передо мной, и с каждым его словом я все больше убеждался, что он – именно такой, каким я его почувствовал в книге. Он внимательно меня слушал, и робость моя исчезла совершенно.

Мы говорили с ним о детских книгах, о Купере, и он рассказал мне, что нанайцы и удэгейцы, охотники и следопыты нашего Дальнего Востока, по своим обычаям и образу жизни похожи на индейцев и что они могли бы вполне заменить в литературе героев-индейцев, которыми так увлекаются мальчики всего мира. Мы говорили о том, что в наш век индустриализации человек должен уметь ходить по лесным тропам, что электрическая лампочка и паровое отопление не освобождают человека от умения разжечь костер в лесу в сырую погоду.

Владимир Клавдиевич вспоминал свое детство. Первая книга, которую он запомнил, была географический атлас: большие цветные страницы поразили воображение шестилетнего ребенка, были полны для него какого-то таинственного очарования. Сильное впечатление произвел на него Зоологический сад – разные звери из холодных и жарких стран. Не там ли зародился у него интерес к дальним странам?.. Да, конечно, он увлекался Жюлем Верном, Майн-Ридом, Луи Жаколио, Луи Буссенаром, Густавом Эмаром, Габриелем Ферри. Конечно, он мечтал стать путешественником. Но кто из мальчиков не мечтал о путешествиях? Кто не открывал северный полюс вместе с капитаном Гаттерасом? Кто не плавал в мечтах по бурному океану? Кто не плакал вместе с Робинзоном, увидев след Пятницы на песке необитаемого острова? Но у большинства это так и остается мечтой, проходит, как детская болезнь, бесследно. А он на самом деле стал путешественником, исследователем! Были ли для этого какие-то особые благоприятные обстоятельства?

Как будто бы нет. Отец его не был капитаном дальнего плавания, он служил кассиром на железной дороге. Семья была огромная – девятеро детей, две бабушки. Когда они садились за стол, мать считала их по головам. Жили трудно. Только когда отец получил повышение по службе, семья стала выезжать на лето на дачу, в Тосно. Здесь, на маленькой речке Владимир Арсеньев совершил свои первые путешествия. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, он с товарищем оснастил челнок и отправился на несколько дней – на рыбную ловлю. Эти первые ночевки у костра, под северным небом дали ему больше, чем все приключенческие романы. В нем проснулась жажда подлинных знаний, интерес к научным книгам. Вместо приключений на его столе теперь лежали сочинения Элизе Реклю и путешествие Дарвина на корабле Бигль. С особым увлечением читал он записки русских путешественников – Потанина, Пржевальского и его спутников Роборовского и Козлова.

Беседа наша была очень для меня интересна, но главная цель моего прихода не была достигнута: Владимир Клавдиевич отнесся с некоторым недоумением, даже удивлением к моей идее переработки его книги – для детей.

– Ведь это и так уже популярная книга, – говорил он.

Я сказал, что это верно, но в теперешнем своем виде книга громоздка для ребенка: это – подробный отчет о путешествии; герой, наиболее привлекательный для детей, – Дерсу – то и дело исчезает; а между тем в книге есть все для того, чтобы стать классической детской книгой.

Владимир Клавдиевич оживился, стал рассказывать о читательских письмах, среди которых были и детские. Тем не менее в это свидание мне не удалось добиться ничего, кроме обещания обдумать мое предложение.

Знакомство наше на этом не оборвалось, и мы, пока Арсеньев жил в Москве, часто встречались.

Владимир Клавдиевич, смеясь, говорил мне, что в уссурийской тайге он ориентируется лучше, чем в Москве – многолюдном городе, с запутанными улицами и переулками, что трамваи завозят его не туда, куда ему нужно, и из всех способов сообщения он предпочитает самый верный – пеший. Может быть, отчасти поэтому мне нередко приходилось быть его гидом.

Вместе с ним мы ходили в Зоопарк, к Мантейфелю, были у биографа Арсеньева – профессора Аристова. Однажды я сопровождал его на завод, где он выступал на собрании рабочей молодежи.

Рассказчик он был превосходный. Даже эпизоды, уже описанные в книге, в живой его речи звучали иначе, появлялись новые подробности. Он делился своим опытом путешественника, охотно отвечал на вопросы молодежи о том, как организовывать туристские походы, как намечать маршруты, что брать с собой. Он даже мечтал написать книжку «Спутник путешественника». Арсеньев открыл нам, что путешественник – прежде всего хороший организатор, который должен многое предвидеть и всячески избегать «приключений». Он должен уметь принимать решения в нужный момент, уметь вести за собой людей, чтобы люди верили ему. Я увидел, что Арсеньев, в зависимости от обстоятельств, умел быть и светским собеседником, и любезным хозяином, и деловым консультантом, и учителем молодежи, а иногда в его голосе звучали твердые и решительные ноты командира, который вел за собой людей.

Как всякого знаменитого человека, Арсеньева постоянно окружали разные люди, уверявшие его в своей любви к путешествиям; даже дамы говорили ему, что мечтают поехать в Уссурийский край. Арсеньев отлично понимал, кто думает об этом всерьез, а кто говорит только из кокетства или тщеславия.

Одному «любителю романтики» Владимир Клавдиевич сказал:

– Хорошо, я дам вам свою визитную карточку для путешествия по тайге.

На лице «романтика» выразилось удивление.

– Разве ваши дикари в тайге так цивилизованы, что с ними можно обмениваться визитными карточками?

Арсеньев отвечал серьезно:

– На одной стороне карточки будет мой портрет, а на другой – стрела. Портрет будет означать, что владелец карточки – мой друг и ему надо оказать гостеприимство. А стрела – что его надо провести быстро и прямым путем.

Я знаю, что в данном случае все ограничилось одними разговорами, ибо «романтик» не собирался всерьез путешествовать по тайге. Но я слышал, что во Владивостоке Владимир Клавдиевич кое-кому давал такие карточки – и лесные люди, не умевшие читать и писать, оказывали гостеприимство и помощь этим посланцам Арсеньева...

Арсеньев по специальности был военным топографом. Он заносил на карту течения рек, определял высоту горных перевалов. Он никогда не расставался с планшетом: где бы, казалось, любоваться природой, когда надо заносить на планшет направление пути и рельеф местности?.. Но Арсеньев был поэтом – должность, не предусмотренная ни Генеральным штабом, ни Русским географическим обществом – организаторами его первых экспедиций. И его замечательными описаниями Уссурийского края русская литература может гордиться.

Арсеньев исходил Уссурийский край вдоль и поперек. Пешком много раз переваливал через горный хребет Сихотэ-Алинь, плавал на лодках по горным порожистым речкам, с котомкой за плечами ходил по тайге. На Командорских островах алеуты передали ему шпагу, на которой выгравированы буквы «В. Б.», – она была взята ими с могилы Беринга. Однажды, рассказывая мне о своем путешествии в Японию, он говорил о том, как поразила его любовь японцев к детям и животным, и привел такой случай:

...Олени каждый год в определенное время переходили с гор в долину. На их пути вырос поселок. Казалось бы, это могло помешать обычному переходу оленей. Но жители поселка не допустили этого. Они послали разведчиков – предупредить о приближении оленей. И в определенный день и час вся жизнь в поселке замерла, никто не выходил на улицу, все двери были закрыты. И олени, не спеша, без боязни проходили по безмолвным улицам поселка. Ни одному мальчишке не пришло в голову бросить камень, закричать, помешать торжественному переходу...

Скоро Арсеньев уехал во Владивосток. С дороги он прислал мне письмо:

«Многоуважаемый Иван Игнатьевич! Шлю Вам с дороги привет. В поезде я отдыхаю, сплю, так лежу, ничего не делая, смотрю в окно, сижу в вагоне-ресторане, молчу упорно и слушаю, что рассказывают другие. Меня не знают, и это доставляет мне удовольствие... Завтра вечером я дома. Сейчас же ответу Вам о книге для детей – «Дерсу Узала». Всего хорошего.
Ваш В. Арсеньев».

Я был рад: Арсеньев выполнял свое обещание – думал о детской книге. В конце концов дело сладилось. Владимир Клавдиевич согласился на переработку своего произведения. Сначала он собирался сделать это сам. Издательство «Молодая гвардия» послало ему договор. Но он в это время работал над новой книгой «В горах Сихотэ-Алиня» и был занят подготовкой к новой большой экспедиции – по изысканиям маршрута для постройки новой железно-дорожной линии на Дальнем Востоке. «Итак Вы будете руководителем четырех экспедиций. Это меня восхищает, – писал ему Горький из Сорренто, – ибо я уверен, что Вы напишете еще одну прекрасную книгу». Все эти большие хлопоты и труды помешали Арсеньеву взяться за детскую книгу. Он прислал в издательство телеграмму, в которой поручал эту переработку своей книги мне.

В течение 1929 года я переписывался с ним и с его женой, которой он доверил все свои издательские дела. Вот одно из его писем, такое характерное для этого человека:

«Многоуважаемый Иван Игнатьевич! ...Во-первых, я хочу Вам презентовать свои авторские экземпляры с авторскими же надписями. Сообщите мне, желаете ли Вы получить эти книги крайне плохого старого провинциального издания из г. Владивостока, или согласны подождать, когда они выйдут в Москве. Во-вторых, если Вы пожалуете к нам в г. Владивосток, то я постараюсь окружить Вас всяческим вниманием. В-третьих, если могу Вам быть чем-нибудь полезен здесь, на Дальнем Востоке, я очень охотно стану хлопотать о том, что потребуется. Может быть, кто-либо из Ваших друзей или хороших знакомых случайно окажется в затруднительном положении на Дальнем Востоке, направляйте ко мне. Словом, я чувствую себя у Вас в долгу и буду рад, если смогу как-нибудь ответить Вам любезной услугой».

Я был тогда оптимистом и написал Владимиру Клавдиевичу, что буду ждать его книги в новом московском издании. Увы! Эти книги вышли уже после его смерти. В Москве он больше не был, и нам уже не пришлось увидеться.

В. К. Арсеньев умер 4 сентября 1930 года от крупозного воспаления легких, простудившись во время подготовки к экспедиции. «Очень я обижен смертью Арсеньева, – писал Горький одной писательнице, – отличный был работник».

И все мы были «обижены» этой смертью, такой неожиданной и несправедливой.

Переработка книги Арсеньева для детей стала для меня тогда уже не просто очередной работой, а долгом памяти человека, которого я крепко полюбил.

Передо мной были две его книги: «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». Охотник-нанаец Дерсу Узала присутствовал в обеих книгах, но участие его в путешествии было непостоянно: в первой книге, например, он исчезал на странице 59 и появлялся вновь лишь на 201 – целый маршрут был сделан автором без него. В книге для детей Дерсу становился главным героем – ведь сила Арсеньева-писателя была именно в создании этого образа, нового в литературе, поэтичного и человечного. Поэтому моя задача заключалась в том, чтобы показать Дерсу крупным планом, проследить его характер, привычки, отношение к природе и людям. Надо было сократить те части путешествия, в которых Дерсу не участвовал. Надо было освободить книгу от излишних, чисто служебных, описаний. Конечно, это было связано и с работой над стилем.

Сам Владимир Клавдиевич, готовя с нами в 1928 году новое издание «В дебрях Уссурийского края», с удивлением заметил, что он много раз употреблял выражение «вышел на улицу», когда вокруг была вековая тайга и до ближайшей городской улицы было несколько сот километров. Часто встречались у него казенные слова, вроде: «Весь день был употреблен на оборудование лодки» – проще было сказать: «Весь день ушел на оборудование лодки». Он писал: «Всем хотелось выйти (из лодки) и размять онемевшие члены» – точнее было сказать «размяться». Этой кропотливой правки было много, теперь я вижу – могло быть и больше. Но диалоги – все разговоры рассказчика с Дерсу – я оставил в неприкосновенности, сохраняя особенности речи и самого Арсеньева, и, конечно, Дерсу Узала. Зато я вычеркивал без сожаления однообразные, ничем не примечательные рассветы и закаты.

Объем книги получился вдвое меньше тех, которые послужили для нее источником. Так появился на свет «Дерсу Узала» – новая детская книга, переведенная потом на языки многих народов СССР и за рубежом. Через много лет, вновь обратясь к Арсеньеву, я сделал еще одну книгу по его произведениям и назвал ее «Встречи в тайге». Я выбрал у Арсеньева из его путешествий целый ряд любопытных эпизодов и обработал их как рассказы для детей.

Обе книги живут уже немало лет, и я рад, что таким образом Дерсу Узала пришел к детям.

<< Иван Халтурин вспоминает Аркадия ГайдараСемен Афанасиевич и др. РУМЯНЦЕВЫ>>

Add your opinion

Your name:
Your email:
Your opinion:
Please enter number shown on the picture:
All feedback

Latest feedback:
Gallery
(c) 2008-2012. Contact me